Даниил Александрович Гранин (Герман) (родился в 1919 г.) - русский писатель. Главная тема творчества - исторические судьбы интеллигенции, прежде всего научной.
С годами человек играет все меньшую роль в своей жизни и за него работает репутация.
Самое дорогое, что есть у человека, это жизнь. Но если всмотреться в эту самую жизнь поподробнее, то можно сказать, что самое дорогое это Время, потому что жизнь состоит из Времени, складывается из часов и минут.
Человек всегда относился ко Времени враждебно. Пространство, материю - этих удавалось как–то приручить. Время оставалось тем же дико–первобытным. С тех пор как человек заглянул в дали Вселенной, услышал тиканье мировых часов, отсчитывающих миллиарды лет, увидел, как рушатся галактики, - Время, пожалуй, стало еще страшней.
Жизнь спешит, если мы сами медлим.
Существует древняя поговорка: врач не может быть хорошим врачом, если он только хороший врач. То же с учеными. Если ученый - только ученый, то он не может быть крупным ученым. Когда исчезает фантазия, вдохновение, то вырождается и творческое начало. Оно нуждается в отвлечениях.
Как ни странно, многие ученые страдают болезнью бездумья. Орган, заставляющий мыслить, у них атрофирован. Тем более, что бездумье нисколько не мешает их научным показателям…
Большая часть людей не пробует выйти за пределы своих возможностей; за свою жизнь они так и не пробуют узнать, на что они способны и на что - неспособны. Они не знают, что им не под силу… Обидно прожить жизнь, не узнав себя - человека, который был тебе вроде ближе всех и которого ты так любил…
Гениальность - это как раз то, что не укладывается ни в какие правила.
Стремление к познанию заложено в натуре человека. Эта потребность сильнее любых страхов. Прометей похитил огонь, принес его людям, боги жестоко и навечно наказали его за это. Адам и Ева вкусили яблоко с древа познания, и уже новый бог так же жестоко и навечно приговорил их к мукам. Легенда повторилась. Познание требует жертв. Знание надо оплачивать. Приобретая понимание природы, власть над ней, люди чего–то лишаются, не временно, а навсегда, это потери вечные, приносящие муки и страдания. Познание таит в себе горечь, отраву, оно несовместимо с раем. Знания меняют структуру человеческой души, но человек не в силах отказаться от этих мук. Змей–искуситель сделал человека человеком. Не бог, а змей.
Человечество было сформировано не императорами, жрецами, полководцами, а теми, кто создал топор, колесо, самолет, кто нашел злаки, следил за звездами, кто открыл железо, полупроводники, радиоволны.
Америка не изменилась, если бы ее открыл другой. Скорее, это она открыла Колумба.
Скептики и циники легче других становятся пророками.
«Я буду говорить как солдат», - с этих слов начал свою яркую, проникновенную речь в немецком Бундестаге в январе 2014 года Даниил Гранин . Все сорок минут, что писатель выступал перед депутатами и канцлером, он провел стоя. Организаторы подготовили для него кресло. Но Гранин был непоколебим. Когда он вышел из-за трибуны, зал взорвался овациями.
Даниил Александрович был невероятным человеком. Человеком-эпохой. Он ушел , но память о нем останется с нами.
«Комсомолка» собрала яркие высказывания из интервью, которые автор знаменитой «Блокадной книги» давал нашим корреспондентам:
- Нельзя писать для того, чтобы что-то отразить. Начинаешь писать исключительно для себя. Надо понимать, что писатель - это явление штучное. Он должен расти в одиночестве. Причем чем он более одинок, тем лучше.
- Ты сам - свой высший суд. Зачем слушать других? У начинающего писателя должны быть ярость, восторг от работы. Определенная необходимость работы мысли, работы воображения. И ничего иного.
- Подавляющее наше существование - это существование в конформизме. Мы считаем, что нужно быть как все, вписываться в образ советского или русского человека. Но каждый человек - это личность, и чем он индивидуальнее, тем он интереснее.
- Рождение человека и его существование - это чудо . Столько возможностей не существовать. Но он существует. Вот это ощущение того, что нам даровано, относится и к юбилею. Количество лет не имеет значения. Я никогда не подсчитываю годы, не позволяю себе этого. Что дано мне, то и дано. Главное, что я могу работать. Что еще нужно? Ничего.
- Проблема общества в отношении к рядовому человеку , у которого тонкий кошелек, маленькая должность. Людей у нас очень обижают. Относятся к ним холодно, жестоко, неуважительно. Я уж не говорю неучтиво. Такого понятия у нас вообще не существует. Есть проблема справедливости. Проблема хамства.
- По-настоящему мужественно рассчитаться с войной , как это сделали Астафьев и Никулин , я не смог. Хотя, наверное, надо было. Но кое-что мы сделали с Алесем Адамовичем в «Блокадной книге». Когда мы приходили к блокадникам, начиналась истерика. Они не могли рассказывать. Они нас выгоняли, а потом звонили, просили вернуться. Они хотели избавиться от этого. Это все было ужасно. Адамович заболел, потом я заболел…
- Сохраняется ли какое-то чувство милосердия и отзывчивости, и взаимопомощи? Я не знаю. Я только знаю, что подобное чувство помогало людям выживать в блокаде. Мы пришли к такому умозаключению на основании рассказов. Спасались большей частью те, кто спасал других, как это ни парадоксально. Те, кто стояли в очередях за хлебом часами. Те, кто таскал воду по обледенелым лестницам. Те, кто ухаживал за больными, за дистрофиками, за умирающими и сходящими с ума.
- Я никого не осуждаю. Я вам больше скажу: я даже не осуждаю людоедство. Я даже не осуждаю какие-то безумные поступки людей. Голод преображает человеческий разум, человеческую мораль и нравственность.
- Во времена кризиса надо в каком-то смысле вспомнить именно о блокаде . Как люди достойно вели себя в гораздо более тяжких, невыносимых, бесчеловечных условиях. Хотелось бы, чтобы в нашей жизни больше места занимало милосердие, отзывчивость, сердечность, взаимопомощь - все те человеческие качества, которые всегда в России много значили и присутствовали.
КРЫЛАТЫЕ ФРАЗЫ ПИСАТЕЛЯ
«Образование - это то, что останется, когда все вызубренное забыто».
«От женщин одно лекарство - женщина».
«Какая трудная штука жизнь, если заниматься ею всерьез!»
«Как бы человек ни был счастлив, оглядываясь назад, он вздыхает».
«Сколько может выдержать человек? Гораздо больше, чем ему кажется. Человек может много, может все и еще столько же».
«Память - наказание, придуманное дьяволом».
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Даниил Гранин получил премию Минобороны за книги о блокаде
29 марта в Доме журналистов Даниилу Гранину вручили премию Министерства Обороны в области искусства и культуры. Писатель заслужил ее за свои книги о блокадном Ленинграде и вклад в литературу.
Я хотел бы поблагодарить Министерство обороны и все присутствующих за эту награду. Ведь для Минобороны культура вовсе необязательна. Важно хорошо стрелять и воевать. Однако мы не можем жить без культуры, без этой особенности России, - отметил писатель ()
Путин поговорил с Граниным о самом сокровенном
"За выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности" президент России наградил Даниила Гранина государственной премией. Ее обычно вручают в Кремле 12 июня, но классику отечественной литературы, прошедшему почти целиком Великую Отечественную, в январе исполнилось 98 лет. Он ходит с палочкой, с видимым трудом. Путешествие из Петербурга в Москву - не для писателей на пороге столетия ()
Даниил Гранин: Только не дарите мне книги, их уже складывать некуда
В канун дня рождения «Комсомолка» напросилась в гости.
Даниил Александрович живет в просторной квартире в доме послевоенной постройки недалеко от станции метро «Горьковская». По дороге к писателю в голове крутились банальные, чисто житейские вопросы. Хотелось узнать, как чувствует себя человек, прожив почти век. Гранин тут же охладил наш пыл - отвечать на избитые вопросы писатель не любит.
Вы пришли ко мне не как к звезде, а как к человеку, - сразу задал тон разговора Даниил Александрович. - Значит, вопросы должны быть искренними, а не просто журналистскими, «для галочки». На другие не отвечу. ().
Даниил Гранин: беспощадная правда о блокаде в Ленинграде
Такой страстной и страшной – по приведенным фактам – речи немецкий федеральный парламент, возможно, еще не слышал. Петербургский писатель, которому в 2014 году было 95 лет, привел факты и цифры о блокаде, которые нельзя слушать без слез. Вряд ли эту информацию можно найти в немецких учебниках истории. И в здании рехйстага, из уст такого человека, как Гранин, они прозвучали откровением. Даниил Александрович не ставил целью смутить и упрекнуть членов правительства, президента Германии и канцлера Ангелу Меркель , которая, кстати, слушала опустив глаза. Гранин принял приглашение выступить в Германии 27 января, в день полного освобождения Ленинграда от фашисткой блокады. Так совпало, что спустя год в этот же день освободили и узников Освенцима , поэтому с 1996 года немцы отмечают эту дату. Почти часовую речь петербуржца слушали в гробовом молчании, в конце рукоплескали стоя
Выступление Даниила Гранина в бундестаге. Час памяти жертв нацизма в парламенте ФРГ в этом году прошел под знаком 70-летия снятия блокады Ленинграда.
В ночь на 5 июля 2017 в Санкт-Петербурге скончался писатель Даниил Гранин, автор романов «Иду на грозу», «Зубр», «Мой лейтенант», «Искатели», а также «Блокадной книги», написанной вместе с Алесем Адамовичем. Он прожил долгую жизнь — 98 лет, воевал на Великой Отечественной войне, был ранен. Он был Почетным гражданином Петербурга. Последние несколько дней находился в реанимации, незадолго до смерти он был подключен к аппарату искусственной вентиляции легких.
Гранин — один из 18 кавалеров ордена Святого апостола Андрея Первозванного. Писатель был награжден этим орденом в декабре 2008 года.
Избранные высказывания Даниила Гранина
«Всю свою жизнь после войны — такая уж это была война — я расцениваю как приз в лотерее, невероятную удачу, доставшуюся почти без шанса».
«Вспомнил свой первый приезд в Германию, это было году в 1955-м. Когда я шел по улицам Берлина, видел людей своего возраста и старше и думал: "Боже мой, это же встреча промахнувшихся!"»
«Обращаться с жизнью надо как с чудом, Божьим даром или даром судьбы. Поэтому надо жить так, чтобы сегодняшний день был самым счастливым. На войне это было ежечасно. Был обстрел, и я остался жив! Жив — я счастлив! Позже — иногда это было трудно. А иногда — легче. Это всегда утешительно и заставляет жить немножко иначе. Мы плохо ценим жизнь, которая нам дана».
«Я написал три десятка книг, но даже если бы у меня было собрание сочинений томов в девяносто, как у Льва Толстого, а любви в моей жизни не было, то никакого удовлетворения эти тома мне бы не принесли. Cейчас, к концу жизни, я не думаю про книги, которые написал, и не угрызаюсь, что мог бы написать их больше. Я вспоминаю людей, которых любил, с которыми чувствовал себя совершенно счастливым».
«История — скоропортящийся продукт. Она гниет. Она подвергается разворовыванию. Но в конце концов она обязательно торжествует».
«Да не хочу я быть авторитетом! Не претендую. Все это мешает работать. Звонят, отвлекают. Не нужна мне эта слава. Я знал людей, которым известность доставляла удовольствие, они радовались, что их узнают на улице. Но честно относиться к своей славе очень трудно».
«Для человека мы ничего не делаем. И не умеем делать. Мы все делаем для государства — для обороны, проведения конгрессов…»
«В обществе всегда обсуждаются какие-то разные вещи. Вот до революции обсуждалось, надо ли выходить замуж девственницей или нет. Все время обсуждаются какие-то нелепости».
«Человеку не хватает независимости. Мы конформисты. Мы слишком — особенно советские люди, которые имели одинаковую идеологию, одни и те же лозунги, — привыкли к коллективу. Вся жизнь, от коммунальной квартиры вплоть до похорон, проходила в коллективе. Это ненормально».
«Теологию у нас не преподают, мы ею не занимаемся, а надо бы заниматься: люди уже не хотят довольствоваться только решением квартирного вопроса или, скажем, вопросов заготовки сельскохозяйственной продукции и зимнего отопления. Это, безусловно, насущные проблемы, однако человек желает хотя бы время от времени над ними приподняться».
«У нас культ рубля и культ силы — силы хамской, бандитской. Как-то в Грузии я и мои друзья, грузинские писатели, остановились закусить, зашли в чайхану. Там сидела молодежь, человек десять за одним столом. Остальные столы пустые, никого нет. Когда они нас увидели, встали и уступили нам в качестве приветствия свои места. Это культ учтивости, традиция отношения к старшим. Уважение не показное, а воспитанное с детства».
«Главный недостаток нашего общества — это дефицит любви. Дефицит любви друг к другу, отсутствие культа любви, а ведь только любовь рождает уважение к человеку, понимание, какое это чудо — человек. Любовь показывает, каким красивым, каким хорошим человек может быть. А у нас человек существует исключительно как функция труда и исполнения неких обязанностей, в качестве электората или демографической единицы. Посмотрите, мы только в этой шкале измерений и существуем!»
«Когда немцы напали, нам было трудно воевать, потому что мы были идеологически беспомощны: в школах учили немецкий язык, Германия казалась ближе, чем Франция, Англия и тем более Америка. Эрнст Тельман, Карл Либкнехт, Роза Люксембург и в то же время Гете, Шиллер, Бетховен — все это имена были нам дороги. Мы не хотели их убивать, потому что "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" — это же был немецкий лозунг. Но когда увидели пожары, виселицы, весь ужас войны, особенно, когда мы драпали от немцев, начало появляться то, что Пушкин называл "остервенение народа". Это был непростой процесс, только когда разожгли эту ненависть, появилась способность убивать».
«Немцы могли уже в Питер войти, но этого почему-то не сделали. 17 сентября 1941-го мы просто ушли в Ленинград с позиций с мыслью: "Все рухнуло!". Я, помню, сел на трамвай, приехал домой и лег спать. Сестре сказал: "Сейчас войдут немцы — кинь на них сверху гранату (мы на Литейном жили) и разбуди меня"».
«Победу у нас похитили. У меня был разговор с Гельмутом Шмидтом (канцлер ФРГ с 1974 по 1982 год — прим. «Ленты.ру»). Я его спросил: "Почему вы проиграли войну?" Он мне сразу ответил (у него был готов продуманный ответ, он хороший политик, профессиональный историк, сам воевал, все видел, все знает): "Потому что США вступили в войну". А Америка вступила поздно. Черчилль сказал еще в конце 1941 года: "Прилив кончился, начался отлив". Я не мог понять, откуда взялась эта версия. А потом понял: проиграть Америке — гораздо более лестно, чем нищему босому СССР. И американская пропаганда подхватила это. И сейчас это проникло на Западе повсюду, вплоть до школьной истории. А это несправедливо, неприлично. Нам обязано человечество этой победой, разгромом фашизма. Конечно, история восстановится, но гораздо позже. А несколько поколений будут жить и уже живут с такой историей».
«С судьбой у меня никогда не было ровных отношений. Мы всегда с ней то ссорились, то мирились».
Дата рождения:
01.01.1919
Дата смерти:
04.07.2017
Род деятельности:
Общественный деятель
Писатель
Даниил Александрович Гранин - русский писатель и общественный деятель. Кавалер ордена Святого апостола Андрея Первозванного, Герой Социалистического Труда, Почётный гражданин Санкт-Петербурга, лауреат Государственной премии СССР и Государственной премии России, а также премии Президента РФ в области литературы и искусства, премии Правительства Санкт-Петербурга в области литературы, искусства и архитектуры, премии Гейне и других премий.
Самое дорогое, что есть у человека, - это жизнь. Но если всмотреться в эту самую жизнь поподробнее, то можно сказать, что самое дорогое - это Время, потому что жизнь состоит из Времени, складывается из часов и минут.
Часто оказывалось, что спасались те, кто спасал других - стоял в очередях, добывал дрова, ухаживал, жертвовал коркой хлеба, кусочком сахара… Не всегда, но часто. Сострадание и милосердие - это типичные чувства блокадной жизни. Конечно, и спасатели умирали, но поражало меня то, как им помогала душа не расчеловечиваться. Как люди, кто остался в городе и не принимал участия в военных действиях, смогли остаться людьми. Когда мы писали «Блокадную книгу», мы задавались вопросом - как же так, ведь немцы знали о том, что происходит в городе, от перебежчиков, от разведки. Они знали об этом кошмаре, об ужасах не только голода, - от всего, что происходило. Но они продолжали ждать. Ждали 900 дней. Ведь воевать с солдатами - это да, война - это солдатское дело. Но здесь голод воевал вместо солдат. Я, будучи на переднем крае, долго не мог простить немцев за это. Я возненавидел немцев не только как противников, солдат вермахта, но и как тех, кто вопреки всем законам воинской чести, солдатского достоинства, офицерских традиций уничтожал людей. Я понимал, что война - это всегда грязь, кровь, - любая война... Наша армия несла огромные потери - до трети личного состава. <...> Вы знаете, существует такое сакральное пространство. Когда человек возвращается в сострадание и духовность. В конечном счёте всегда торжествует не сила, а справедливость и правда. И это чудо победы, любовь к жизни, к человеку...
Я вам скажу, что пропаганда гомосексуализма среди несовершеннолетних – это правильный запрет. Не то что правильный, я не знаю, что правильно, что неправильно, если так уж говорить, но я поддерживаю такой закон.
Самая большая потеря для человека - несчастное детство.
Непонимание опасности не есть еще храбрость.
Каждый человек, уверен в этом, для чего-то предназначен. Он может стать гораздо большим человеком, чем он есть. Сам человек - это чудо, это сокровище природы.
Я начал войну с первых дней. Записался в народное ополчение добровольцем. Зачем? Сегодня я даже не знаю зачем. Наверное, это была мальчишеская жажда романтики: «Как же без меня будет война? Надо обязательно участвовать». Но ближайшие же дни войны отрезвили меня, как и многих моих товарищей. Жестоко отрезвили. Нас разбомбили, еще когда наш эшелон прибыл на линию фронта. И с тех пор мы испытывали одно поражение за другим. Бежали, отступали, опять бежали. И наконец где-то в середине сентября мой полк сдал город Пушкин. И мы отошли уже в черту города [Ленинграда]. Фронт рухнул - и началась блокада. Все связи огромного города, мегаполиса были отрезаны от Большой земли. И началась та блокада, которая длилась 900 дней. Блокада была неожиданной как и вся эта война. Не было никаких запасов ни топлива, ни продовольствия. <...> Гитлер приказал в город не входить, чтобы избежать потерь в уличных боях, где танки не могли участвовать. Восемнадцатая армия фон Лееба отбивала все наши попытки прорвать кольцо блокады. Немецкие войска, по сути, весьма комфортно, без особых трудов ожидали, когда наступающий голод и морозы заставят город капитулировать. Фактически война становилась не войной, война со стороны противника становилась ожиданием, довольно комфортным ожиданием, капитуляции. Я рассказываю сейчас об этих подробностях, которые связаны с моим личным солдатским опытом. И вообще выступаю не как писатель, не как свидетель, я выступаю скорее как солдат, участник тех событий, о которых знают немного.