Действие маятника. Манипуляции сознанием

Многие знают или слышали про эффект маятника в поведении человека.

Это когда всё колеблется.

Если у тебя сегодня - беспричинно хорошее настроение, то, скорее всего, завтра будет - беспричинно плохое.

Но каждый раз я убеждаюсь, насколько силен этот эффект в человеке.

Если вчера я сильно грешил, то сегодня мне легче не грешить.
И чем сильнее я грешил вчера, тем легче мне сегодня держаться и делать только то, что нужно.
А если я сегодня почти не грешил, если рано встал, делал только важные и правильные дела, то завтра мне будет очень тяжело удержаться от безобразий.

У каждого - свои безобразия.

Для одного на работу пойти - уже подвиг, для другого - потерять два часа у телевизора - страшный грех и преступление.

Но из того, что всё колеблется, конечно, не следует, что движение вперед невозможно.

Как раз - возможно, но любое движение вперед происходит не с постоянной скоростью.

Наш путь к совершенству правильнее называть «путь по направлению к совершенству».
Ведь мы туда никогда не дойдём, мы туда только движемся.

Весь смысл - в движении и стремлении пройти как можно дальше.

Мы идём по этой дороге по направлению к совершенству очень неравномерно.

Иногда останавливаемся, иногда - откатываемся назад.
Главное - это максимально продвинуться вперед.

Причём Бог так всё замечательно устроил, что мы не знаем своего часа окончания пути.

Это здорово, потому что отсюда следует, что мы должны максимально продвинуться в каждый момент.

Отступать (делать шаг назад) опасно - вдруг сегодня последний день, и завтра не успеешь отыграть своё отступление(сделать два шага вперед).

В этом великий смысл и большой интерес такой игры, такого интересного забега как наша жизнь.

Понимание закона маятника полезно ещё по 2 причинам:

1. Если сегодня я вёл себя хорошо, значит завтра у меня будет опасный день. Нужно быть настороже, чтобы не пуститься во все тяжкие.
Если ты сегодня праведник - завтра особенно берегись, чтобы не стать первым грешником.

2. Если вчера ты был праведник, не удивляйся падению сегодня. Спокойно сопротивляйся, но не впадай в уныние - у тебя сегодня по графику день больших проблем. Ты предупрежден – значит вооружен.

Вспоминается, что в далёком детстве бабушка всегда делала замечание, когда видела, что дети безостановочно смеются:
- Не смейтесь так, а то как бы завтра плакать не пришлось.

Это она ещё не умела формулировать закон маятника в поведении человека:).

Я так понимаю принцип маятника у человека, например, в применении к духовному росту:

1. Есть некий средний уровень (что-то вроде среднемесячного уровня). Этот уровень растет, если человек духовно растет. Уровень падает - если человек деградирует.

2. На фоне этого медленно изменяющегося уровня (тренда, среднего, тенденции) есть ежедневные или полудневные (или еще более короткие) резкие колебания.
Вот эти колебания надо учитывать и надо их понимать, чтобы понимать ситуацию в целом.

Еще один пример - принцип маятника у человека в применении для физических нагрузок.

У меня средняя норма подтягиваний - 40 раз в день.
Я могу сегодня подтянуться 43 раза. Тогда завтра я не вытяну и 40.
Могу сегодня не подтягиваться, тогда завтра смогу 45 раз.
И есть общий тренд - увеличение или уменьшение ежедневной нормы.

Когда-то я наращивал свою норму от 20 до 40 подтягиваний. Росла средняя норма. Но в конкретный день я мог подтянуться и 30 и 25, а мог вообще не подтянуться. Это всегда колебалось.
Чтобы понимать процесс тренировки подтягиваний, нужно учитывать принцип маятника.

Тем более нужно его учитывать при духовных практиках.

Исходя из этого понимания принципа маятника, получается, что праведнику каждый праведный день не приносит страха.
Это как ежедневное подтягивание по норме. Оно говорит, что человек в форме, может подтянуться 40 раз.

Фокус в том, что для настоящего праведника его праведность - это не рекорд.
Это обыденность.

Если праведность - это достижение, то перед нами грешник, который напрягся до праведности.

Для праведника его праведность - это обычная, естественная рутина.

UPD: Хорошо с подтягиваниями. Их легко подсчитать. И по ним оценивать физическую форму и волю (возможность себя затавить выдать результат).
С духовным уровнем все гораздо сложнее.
Но всё равно очевидно, что если хочешь расти, то надо хоть какие-то иметь критерии роста.
Хорошо бы научиться мерить, например, количество любви или доброты в душе.
Или научиться точно измерять время, которое, например, поддавался гневу.
Допустим - гневался 5 часов в месяц. А потом долго работал над собой и добился, что гневался только 3 часа в месяц.
При все примитивности такого рода методик, они могли бы дать хорошее подспорье для работы над собой.
А замерять нужно средние показатели, например, за месяц. Так как эффект маятника приводит к тому, что сегодня я больше гневаюсь, а завтра мне стыдно - я каюсь более горячо.
Можно, конечно, считать сами случаи впадения в гнев.
Но, во-первых, в такие минуты про это забываешь.
А, во-вторых, важен часто не сам факт впадения, а глубина и длительность падения.
Одним из слабых, но хоть в какой-то степени, объективных критериев может послужить, например, число молитв.
Число молитв в день - это показывает, сколько ты хочешь и сколько ты реально читаешь молитв.
Я понимаю, что у святого может просто не быть достаточно времени на молитвы.
Бывает, что грешник много и часто молится.
Но и святых совсем без молитв не бывает.

Еще хорошая статья на эту тему

– Одним из шагов в реформировании высшей школы стало слияние вузов. Об этом много говорят и преподаватели, и студенты…

– В советское время наука и высшее образование, как и прочие сферы общественной жизни, были предметом государственного регулирования. С переходом к рыночной экономике тормоза отпустили, и в тот период собственные негосударственные учебные заведения не создавал только ленивый. С одной стороны, такая свобода на определенном этапе сыграла позитивную роль, способствуя большей гибкости преподавательского сообщества, адаптации к изменившимся реалиям. Но с другой стороны, палку, конечно, перегнули: количество мест в «клонированных» вузах начало превышать спрос. Вновь созданные учебные заведения оказались разного качества – были получше, были и похуже. В результате планка образования в России начала движение вниз. К этому следует добавить и демографическую яму. Количество мест в вузах не соответствует численности абитуриентов. Учебные заведения, безусловно, надо сокращать. Возникает вопрос: как это cделать?

Можно отобрать вузы хорошие и сократить не очень хорошие. И такие процессы идут. Но процесс сокращения, слияния, вливания далеко не прост и не однозначен. Дело в том, что весьма трудно сформулировать общие, универсальные критерии, по которым определяется качество учебных заведений. С этой точки зрения слияние предпочтительнее, чем выборочное закрытие: при слиянии остается возможность сохранить все лучшее, что наработано и создано в каждом из учебных заведений.

– Как это может сказаться и сказывается на рядовом преподавательcком составе?

– Преподавателю, по большому счету, не очень важно, под чьим началом работать и какое сочетание букв высечено на печати учреждения (если не брать в расчет красивые, но трудно формализуемые слова о корпоративном самосознании). Его дело – хорошо учить, а в свободное от преподавания рабочее время заниматься научной, методической и прочей полезной для подготовки новых высококвалифицированных кадров деятельностью. Если на занятия приходят студенты, которые хотят чего-то большего, чем получение документа об образовании, то что еще нужно человеку? Лишь условия для работы на должном уровне. Не все ли равно, кто сидит в ректорате?

А вот если деятельность тех, кто наверху, мешает основной задаче вуза на уровне «хороший преподаватель – хороший студент», ситуацию следует считать негативной. И тут нельзя не отметить, что процессы слияний и переформатирований вызывают определенную нервозность на уровне, где происходит преподавание и восприятие новых знаний. Рушатся традиции, кто-то теряет свои позиции, кто-то пытается что-то под шумок захватить, пользуясь нестабильностью, а иногда – и свести счеты. Беда в том, что честно работающие преподаватели в таких условиях оказываются менее защищенными, чем те, на чьи занятия мало кто ходит, освобождая тем самым своему «учителю» время на написание кляуз и раскручивание интриг. К сожалению, подобные процессы всегда усиливаются в период реформ, с какими бы благими намерениями последние ни проводились.

Но при этом надо признать: если длительное время не проводить реформы, неизбежно возникает эффект застоя. Любое начинание имеет свои плюсы и минусы. Для отдельных преподавателей, наверное, это лишняя нервотрепка. С глобальной же точки зрения, с позиций экономики организации образования, этот момент назрел.

– Это связано и с тем, что вузы не выпускают отвечающих потребностям рынка труда специалистов?

– Если вы говорите о популярной сейчас «офисной», «менеджерской» работе, мне кажется, что она стала во многом самодостаточной. При этом штат людей, занятых в документообороте, катастрофически растет. Появился целый класс (или подкласс) людей, которые обеспечивают этот процесс.

Но я думаю, что классическая система образования, функционирующая, скажем, на геологическом или географическом факультетах, к такого рода деятельности студентов не готовит и не должна к этому стремиться. Если есть острая потребность в подобных кадрах, представители бизнеса должны скинуться и создать учебное заведение, которое будет их готовить. Другое дело, что у нас государство учит за деньги налогоплательщиков, и бизнесмены как часть этих налогоплательщиков (вносящие львиную долю налогов) вправе требовать от государства подготовки специалистов, которые им нужны. Но для этого необходимо сформулировать четкие требования к обучению.

Я пытался в свое время договориться с потенциальными работодателями о формировании учебных программ, ориентированных на их интересы. Оказалось, что бизнес хочет получить выпускника «здесь и сейчас». Предлагая создавать совместные долгосрочные (соответствующие четырех- и шестилетнему сроку обучения) программы целевой подготовки специалистов, я получал примерно одинаковый ответ: «Да вы что, через пять лет я, возможно, разорюсь». Их можно понять: прогнозировать ситуацию на пять лет практически невозможно.

Но нельзя не рассказать о замечательном исключении. Некая компания более десяти лет сопровождала и сопровождает полный цикл обучения целой студенческой группы на физическом факультете СПбГУ. Сопровождает и финансово, и идеологически. И делает все, чтобы учащиеся этой группы после окончания магистратуры пошли работать именно к ним. Печально только одно: многие из моих коллег не верят в то, что такое вообще может быть. Однако – бывает. И это вселяет определенный оптимизм.

– Сегодня много говорят о переизбытке юристов и экономистов…

– Если эти специальности востребованы, нельзя говорить о переизбытке. Существует немалый конкурс, и пока он есть, обучавшиеся по указанным специальностям без работы не остаются. Ведь тех, кто проходит при поступлении через сито конкурсного отбора, вряд ли можно назвать недальновидными людьми. Хотя, конечно, эффект маятника никто не отменял. На определенном этапе в этих сегментах возникло большое количество рабочих мест, они хорошо оплачивались, и туда устремилась активная молодежь. Резервуар вакансий со временем действительно заполнится. Точно так же, когда надо было делать атомную бомбу, светлые головы ринулись учиться на физиков-ядерщиков.

Теперь ситуация такая, что и атомная бомба не особо нужна, и юристов-экономистов вроде уже с избытком. Пришло время подумать, что будет востребовано на грядущем этапе. От попыток четкого и однозначного ответа на этот вопрос я, пожалуй, предпочту воздержаться.

– Современный ученый ведь может быть бизнесменом, а соответственно, экономистом?

– Востребованы люди с естественно-научным образованием, которые могут быть успешны в менеджменте науки и наукоемких технологиях. Здесь два пути: либо естественник дополнительно обучается бизнесу, либо менеджеров надо учить естественным наукам. Мне кажется, первое проще.

– Когда появились нанотехнологии, многие физики воскликнули: «Мы и не знали, что всю жизнь занимались нанотехнологиями!» Просто давно развивающимся вещам вдруг присвоили новое звучное название. Получилось что-то вроде красивого шоу. С другой стороны, я как представитель естественных наук не могу не радоваться, что удалось сделать «менеджерский ход» и в определенном направлении естественных наук возник некоторый ажиотаж. Это неплохо, это притягивает деньги, обеспечивает приток молодых активных кадров.

Что касается «выхода» от всей этой деятельности, то если во что-то вкладываются деньги, результат более вероятен, нежели в том случае, когда финансирование на нуле. Хотя все, что происходит в нанотехнологиях, имеет косвенный фундамент в квантовой механике, поэтому и говорят не «нанонаука», не «наноисследования», а «нанотехнологии», то есть приложение большой науки к практике.

– Ваши прогнозы относительно развития высшей школы в ближайшей перспективе?

– Конечно, образование оказалось в тяжелой ситуации. Длительное время оно финансировалось явно недостаточно. Теперь так или иначе начались инвестиции, но за эти деньги требуют быстрой отчетности, которая носит во многом формальный характер. Не знаю, что хуже для образования – отсутствие средств или их наличие. Потому что образование, хотим мы того или нет, сродни искусству. В некотором смысле это театральное искусство, и обещанием большой зарплаты или приказом учить хорошо ничего не добьешься. Давайте издадим распоряжение: с завтрашнего дня всем преподавателям учить в два раза лучше. Что изменится? Ничего! Это невыполнимо, потому что преподаватель учит так, как умеет, это зависит от его менталитета.

Здесь самая большая сложность в том, чтобы те преподаватели, которые являются преподавателями от Бога (а критерий этот сформулировать очень сложно) окончательно из профессии не ушли. Если мы будем от них требовать бесконечной отчетности, количества публикаций, таких показателей, как сдавшие тесты студенты, мы отдалим их совершенно. Это очевидно, и такие тенденции уже, к сожалению, есть.

«Хороший ученый обязательно должен быть хорошим преподавателем» – это не всегда верно. Это совершенно разные жанры. Переводя на язык театра, ученый – тот, кто пишет пьесу, а преподаватель – тот, кто ее играет. Можно ли требовать от того, кто играет, мастерского владения пером, и наоборот? Введение формальных критериев, например индекса цитируемости, кучи документов, которые надо заполнять для сопровождения образовательного процесса, негативно сказывается на преподавательской деятельности. Боюсь, на фоне поступающих в образование денег количество абы каких преподавателей будет возрастать: они просто потянутся за деньгами. У них будет хорошая отчетность, регулярно будут выходить методические пособия. Только эти методички никто не станет читать. А некоторых хороших, очень хороших преподавателей мы потеряем. Но со временем ситуация вновь изменится: маятник качнется в другую сторону, и через пять лет начнется реальное улучшение высшей школы и вузовской науки.

С каждым новым месяцем, с каждым новым демаршем Кремля в среде западных политиков укрепляется мнение о том, что нынешний курс Владимира Путина опасен, неконструктивен, и вреден – и для России, и для мира, и для отноше­ний между Россией и миром. И хотя не приходится сомневаться, что сегодня и в краткосрочной перспективе дело обстоит именно так, я хотел бы прив­лечь внимание к одному существенному обстоятельству, которое очень часто не принимает­ся в расчет.

Обстоятельство это на первый взгляд очевидно: многие процессы в обществе, в том числе и политические, имеют не столько линейную, сколько волнообразную, или маятниковую, природу. Классическая демократия строит­ся как раз на том, что политические партии то привлекают к себе бóльшие симпатии, то начинают раздражать избирателя и лишаются его поддержки. В результате происходит постоянное обновление политической элиты. Если предположить, что некая властная верхушка вообще не совершает ошибок, с идеальной четкостью просчитывая настроения масс, окажется, что подобное общество будет проигрывать в своем динамизме, ибо в конечном счете окажется во власти гражданской апатии. Нечто подобное можно заметить и во внешней политике: ее полная предсказуемость концентрирует все внимание граждан на внутренних проблемах, сводя на нет возможное влияние на об­щество происходящих в мире перемен.

Внешняя политика президента Путина долгие годы носила достаточно спонтанный характер (от восстановления связей с ос­тавшимися в мире советскими сателлитами в 2000-2001 годах до дружбы с США после 11 сентября, от антиамериканского сближения с Францией и Германией в 2003-2004 годах до ставки на союз с Китаем, а затем к полной самоизоляции), но при этом мало влияла на внутриполитическую повестку. Однако сегодня она превращается в исключительно важный фактор, определяющий не только отношения между Россией и западным миром, но и мировоззрение значите­льной части самих россиян. Президент повышает ставки; его шаги становя­тся все менее предсказуемыми и все более отчаянными; он менее чем за два года втягивает Россию уже во второй вооруженный конфликт – и делает это, массированно обрабатывая общественное мнение внутри страны. Все опро­сы показывают, что число россиян, негативно относящихся к Западу, находится сейчас на самом высоком за последние десятилетия уровне, а перспектива масштабной войны кажется весьма вероятной. Не будучи в состо­янии ре­а­­­лизовать многие из своих экономических обещаний, российская политичес­кая элита с августа 2008 года сделала сначала робкий, а потом весомый акцент на внешнеполитическую повестку дня.

Здесь-то и вспоминается пресловутая цикличность развития, которую можно описать «эффектом маятника». Когда его колебания размеренны и неве­лики, они успокаивают, если не усыпляют. Однако если очень долго откло­нять маятник в одну определенную сторону, существует риск (или, скажем менее категорично, возможность), что когда-то он резко качнется в противо­положном направлении.

Примеров тому можно насчитать множество даже в недавней российской истории. Я не буду вспоминать давно уже забытые зигзаги нашей вне­шней политики, когда бывшие враги наутро становились друзьями, разворачивались армии, и перекраивались карты: 1761 и 1801 годы сейчас ни в ко­ей мере не актуальны; укажу лишь на два относительно «свежих» цикла. В 1962 году аван­тюрная политика Никиты Хрущева (человека, который был инициато­ром первой «разрядки» в отношениях с Западом во второй половине 1950-х) поставила мир на грань ядерной войны в ходе Карибского кризиса. Эффект того (столкновения) был настолько велик, что в течение полутора лет после пика противостояния СССР и США заключили ряд важнейших согла­шений (включая и Договор о запрещении испытаний ядерного оружия), а так­же выработали направления сотрудничества, определившие довольно сдержанное отношение сверхдержав друг с другом вплоть до се­редины 1970-х годов. Чуть позже, на рубеже 1970-х и 1980-х, советские лиде­ры вновь «ударились во все тяжкие»: вторжение в Афганистан в 1979-м, вме­шательс­тво во внутренние дела Польши в 1981-м, очередные витки гонки воору­жений в 1978-1982 годах, наконец, уничтожение пассажирского «Боинга» корейской авиакомпании в 1983-м – и реакция Рональда Рейгана, объявившего СССР «им­перией зла», указывали на приближение новой кульминации соперничест­ва и вражды. Однако уже в 1986 году Михаил Горбачев объявил о «новом политичес­ком мышлении», и в 1989-м продолжавшаяся 40 лет «холодная война» закон­чилась.

Политика нынешнего российского руководства по степени ее импульсивности крайне напоминает курс советских лидеров конца 1970-х годов. Опья­нение нефтяными и газовыми «парами» в обоих случаях настолько сильно, что не дает возможности адекватно оценить потенциал отечественной эко­номики; стремление к утверждению «сверхдержавности» подталкивает к не­просчитанным внешнеполитическим решениям; идеологизированное противопоставление себя миру становится все более навязчивым. Со временем это вызовет те же след­ствия, которые проявились в позднесоветские годы. С одной стороны, часть элиты начнет по­нимать, что «игра» становится все более опасной и чрева­той непредсказуемыми кризисными последствиями. С другой стороны, насе­ле­ние задумается о том, следует ли ему жертвовать если и не оставшимися сво­бодами, но экономическим благосостоянием и даже жизнями близких для того, чтобы давать «отпор» Западу то в Донбассе, то в Сирии, а то и где-нибудь в еще более далеких и малозначительных местах – причем в условиях, когда никаких верифицируемых признаков агрессии со стороны самого Запада как не было, так и нет.

«Маятниковые» движения во внешней политике происходят постоянно – вопрос заключается только в их амплитуде (если она недостаточно велика, значимых последствий увидеть не удается). Конечно, «проза­падная» политика российского МИДа 1990-х годов спровоцировала доволь­но показушный, но бессмысленный разворот над Атлантикой, вы­полненный в 1999 году Евгением При­маковым – но уже в начале 2000-х годов началось новое сближение с теми же США. Напряженность с Америкой в 2003-2004-м, а по­том и с НАТО в 2004-2005 годах тоже были «отрыжкой» 1990-х, но и они никак не сказались на мироощущении большинства россиян. Сейчас же «маятник» отклоняется от рав­новесного положения очень существенно – его «оттягива­ют» всей мощью госу­дарственной машины, не жалея (в переносном смысле) сил и (в пря­мом) средств. Обратное колебание можно ожидать соответству­ющим, так как масштаб имиджевых потерь и экономического уще­рба от по­добного курса уже сейчас перекрывает все достижения 2000-х го­дов, а в случае его сохранения еще хотя бы на несколько лет, он станет поистине катастрофическим.

Поэтому я хотел бы несколько предостеречь своих коллег из либерального лагеря, которые последовательно критикуют путинскую внешнюю политику за то «катастрофическое» влияние, которое она оказывает на отношения между Россией и Западом. Мне кажется, что эта катастрофичность скорее относится к состоянию дел в самой России, чем за ее пределами. Запад, стол­кнувшись с происходящим, похоже, не склонен драматизировать новую ре­альность, понимая, что Путин не готов к фронтальному военному противостоянию – и в этом он вполне прав. В отличие от начала 1980-х, Россия иг­рает не с «вероятным противником», а скорее сама с собой, так как ее поли­тика никаких значимых реакций у оппонентов не вызывает. Поэтому сейчас самой верной стратегией было бы дать Кремлю завязнуть в максимальном количестве бессмысленных внешнеполитических «болот» и дождаться момента, когда Россия в очередной раз изменит свое отношение к Западу с «гнева» на «милость». Безусловной позитивной чертой нынешнего курса является то, что он на каждом новом «витке» показывает самим россиянам собственную бессмыслен­ность и опасность. И, вероятно, не слишком далек тот момент, когда маятник качнется обратно – слишком уж сильно он сейчас выведен из «точки равновесия».

И здесь следует сказать пару слов о партнерах (контрагентах, оппонентах, как угодно) современной России. В значительной мере они тоже ответственны за то, что несколько раз разворачивавшийся в сторону Запада «маятник» российской внешней политики благополучно откатывался обратно. Россия, и это Европе и Соединенным Штатам, видимо, все-таки придется признать – не «обычная» («нормальная») страна; это государство с довольно сложной судьбой и большими возможностями (потенциально как созидательными, так и разрушительными). Поэтому в случае (а точнее – когда) случится обратное движение России в сторону Запада, у европейцев и американцев должен уже иметься план того, что можно сделать, чтобы в будущем избежать подобных циклических аномалий. Не стоит забывать, что Россия историче­ски и культурно – составная часть западной цивилизации, а если она сейчас находится со своими «родственниками» в таком сильном «разладе», то это означает: виноваты в существующих проблемах обе стороны. И когда «блуд­ный сын» вернется, он должен быть радушно принят в европейский «общий дом», а не остаться в очередной раз на его пороге…

1.1. ЭФФЕКТ МАЯТНИКА

Начнем с эксперимента.

Попробуйте представить себе огромный маятник длиной во много километров.

Просто сосредоточтесь и представьте. Нить спускается из облаков и на ней висит тяжелый шар величиной с дом. Когда я представляю это, то обычно вижу трос и на нем глыбу темного свинца – все это яркой лунной ночью, яркой, как негатив солнечного дня – такой светлой, что, кажется, даже можно читать газету. Вокруг поздняя осень или ранняя зима, широкое пустое поле, несколько голых деревьев, темные домики и деревянная церквушка вдалеке. И над всем этим свинцовая глыба на нити: многокилометровый маятник. Впрочем, пейзаж можете представить любой, это дело вкуса. Только постарайтесь, чтобы образ был ярким. В этом вся суть.

Затем качните маятник и продолжайте раскачивать. Первая вещь, которую вы сразу же замечаете: маятник, совсем как настоящий, раскачивается медленно и постепенно, во всяком случае, не хочет идти в первые колебания, он тяжел и инертен, нить вздрагивает, гудит, маятник сопротивляется, но наконец проходит первую медленную дугу. Раскачиваем дальше. Вот уже тяжелый шар летит, рассекая воздух, со свистом, и ветви деревьев гнутся, чувствуя движение раздвигаемого воздуха. Посмотрите внимательно за ним несколько колебаний. Просто посмотрите.

Вот оно – чистейшее создание ума, идеал бесплотности, нечто, что не существует, не существовало и не будет существовать – более того, нечто такое, что не может существовать – вдвойне несуществующее. Чистая игра разума. Чистая идея.

Чистое ничто. А теперь МГНОВЕННО остановите его – пусть он зависнет неподвижно.

Попробуйте это сделать.

Ну как, получилось? Маятник сопротивляется. Маятник, если вы его хорошо вообразили, не остановился. Он продолжает свое качание. И сколько бы раз вы ни пробовали заставить его замереть в пространстве, он уходит от предназначеной точки, не подчиняясь вам.

Есть несколько способов «якобы» остановить его. Можно представить маятник, заснятый на киноленту – вдруг пленка останавливается, замирает кадр. Да, кадр замер, но оригинал ведь продолжил движение. Посмотрите не на пленку, а на маятник – он все так же качается. Попробуйте поставить преграды на его пути, даже поставьте бетонную стену – он их снесет. Можно, конечно, подставить гору, шар ударится, успокоится и ляжет на нее – но ведь это уже не маятник, а просто шар, лежащий на земле. Маятник вы так и не остановили. Он не подчиняется вам.

Сосредоточившись, вы ясно ощутите его сопротивление.

Но это мелочь, это совсем не важно. Какое же это может иметь значение для жизни? – спросите вы. Примерно такое же, как первая трещина для плотины или для горной лавины первый покатившийся камешек.

Задумайтесь: создание нашего ума, абсолютно бесплотное, вдвойне несуществуюшее, только родившись, сразу же не подчиняется нам? Но как же так может быть? Не подчиняется свому отцу и хозяину? Впервые я представил маятник лет пятнадцать назад. Время от времени я вспоминал о нем. Все эти годы он продолжал качаться. Когда я вспоминаю о нем и представляю его, он качается, как качался и раньше. Он не остановится никогда. Он не остановится даже несколько поколений спустя, потому что я рассказал о нем людям и сейчас он качается внутри их воображений. Он почти бессмертен и НЕ ПОДЧИНЕН МОЕЙ ВОЛЕ. Он, чистая идея.

Я выдумал его, а он сразу же обрел собственную жизнь.

Вы думаете, что так обстоит дело лишь с идеей большого маятника? Ничуть.

ЛЮБАЯ ИДЕЯ, ЕДВА РОДИВШИСЬ, УЖЕ НЕ ПОДЧИНЯЕТСЯ СВОЕМУ СОЗДАТЕЛЮ. Она сильнее своего "хозяина". Назовем это эффектом маятника.

Идея вступает в свою собственную жизнь, не подчиненная нам. Так было с идеей каменного топора. Где-то кто-то на опушке древнего леса нагнулся, взял в руки камень, ударил по нему другим камнем и использовал орудие как топор. Идея топора, родившись, обрела собственную особую жизнь и продолжила ее в тысячелетиях – вырубая леса, защищая, как алебарда, и снося головы, как гильотина. Кстати, изобретатель гильотины окончил жизнь под ножом своего детища – и его идея тоже не подчинилась ему. Наполеон нянчился с идеей завоевания, и эта же идея его и погубила. Идеи Христа подняли его на крест. Вот разве что Галилей успел сбежать от своей идеи, которая уже открыла над ним клыкастую пасть и облизнулась. А идея пролетарской революции? Не она ли сгубила большинство революционеров, вкупе с контрреволюционерами? А, возможно кровожаднейшая из идей, идея свободы-равенства-братства? Сколько людей она сожрала? А идея атомной бомбы? Сколько ни пытается человечество подчинить эту вредную идею себе, этого никогда не удасться сделать. Потому что идеи бессмертны и неподвластны никому, кроме собственной логики развития.

Столько людей было уничтожено казнями и сломлено пытками за протекшие тысячелетия, столько книг было сожжено, столько разрушено памятников и сокрыто улик – но была ли уничтожена, вырвана с корнем при этом хотя бы одна идея? Даже самая вздорная? Что значит и к чему приводит эта пугающая жизнеспособность и способность к распространению? – идеи расползаются среди людей, как чернильные пятна на промокашке. Идеи сжигают нас, как лесной пожар.

Идея поражает нас как болезнь, от которой нет лекарства.

Из книги Вершитель реальности автора Зеланд Вадим

ПРИРУЧЕНИЕ МАЯТНИКА «МЫ ПРИДУМАЛИ, создали и раскачиваем свой собственный „маятник“. Проекту уже два года, он достаточно амбициозен, многое сделано, но денег пока не принес. Не то, чтобы мы тупо сидели и ждали, когда же придет успех. Нет, работаем, но как-то все тяжело

Из книги Искусство Быть Собой автора Леви Владимир Львович

УЧИТЫВАТЬ ПРИНЦИП МАЯТНИКА Вы приняли возбуждающий душ, сделали массаж, вы оживлены, бодры, деятельны, как никогда – прекрасно! Но вот проходит время... тонус почему-то падает... Откуда-то нарастает вялость, апатия, сонливость... Куда все девалось?Вспомните о маятниках и не

Из книги Перезагрузка. Как переписать свою историю и начать жить на полную мощность автора Лоэр Джим

Тренировочный эффект и эффект истории Чем больше сгибаний рук с гантелями вы сделаете, тем больше вырастет ваш бицепс. Увеличьте количество повторений или вес, и бицепс увеличится в размерах и силе. Это не сверхпремудрость. Просто это тренировочный эффект.Когда вы

Из книги 33 стратегии войны автора Грин Роберт

Эффект спирали В 281 году до н. э. между Римом и Тарентом, который был расположен на восточном побережье Италии, началась война. Тарент некогда был основан как колония греческой Спарты; горожане говорили по – гречески и полагали себя цивилизованными спартанцами, а прочие

Из книги Хочешь быть счастливой – будь ею автора Волгина Ксения

Методика третья (амплитуда маятника) Эта методика прекрасно воздействует на людей впечатлительных, с тонкой нервной системой, ранимых и эмоциональных. И заключается она в прямом (и желательно – наглядном!) противопоставлении вашего несчастья бедам и невзгодам других

Из книги 7 настоящих историй. Как пережить развод автора Курпатов Андрей Владимирович

Глава седьмая Эффект маятника или – чему верить: «люблю», «ненавижу»? Странная история, конечно… Сегодня «люблю», завтра – «ненавижу», послезавтра снова «люблю», а потом тут же – «ненавижу». Эффект маятника. Эмоциональный маятник запускается в момент объявления –

Из книги Добрая сила [Самогипноз] автора Лекрон Лесли М.

Метод маятника В качестве набора сигнальных ответов можно принять четыре основных направления движения маятника. Сделать его можно и самостоятельно, использовав, к примеру, обручальное колечко, но лучше всего для этой цели подойдёт маленький люцитовый шарик,

Из книги Секреты великих ораторов. Говори как Черчилль, держись как Линкольн автора Хьюмс Джеймс

Эффект эха Эхо - это повторение слова или фразы. Самая частая цитата из Кеннеди - фраза из его инаугурационной речи. Поэтому, дорогие американцы, не спрашивайте, что страна может сделать для вас, - спросите, что вы можете сделать для своей страны. Самая известная фраза

Из книги Богини в каждой женщине [Новая психология женщины. Архетипы богинь] автора Болен Джин Шинода

Эффект Медузы У женщины-Афины есть способность запугивать других и лишать спонтанности, живости и созидательной силы людей, которым она не нравится. Иначе говоря, она обладает способностями Медузы.Богиня Афина носила символ своей власти - эгиду, украшенную

Из книги Территория заблуждений [Какие ошибки совершают умные люди] автора Добелли Рольф

Амбивалентность маятника: эго неэффективно, когда соперничающие богини борются за господство Несмотря на то что организованный процесс представляет наилучшее решение, это, к несчастью, не единственный способ, с помощью которого улаживается внутренний конфликт. Если

Из книги Социальная инженерия и социальные хакеры автора Кузнецов Максим Валерьевич

Почему первое впечатление обманчиво Позиционный эффект и эффект недавности Позвольте представить вам двух мужчин: Ален и Бен. Определитесь без долгих раздумий, кто из них вам больше нравится. Ален умен, прилежен, импульсивен, критичен, упрям, завистлив. Бен, напротив,

Из книги Настольная книга развития сверхспособностей сознания автора Крескин Джордж Джозеф

Эффект ореола или эффект обобщения Для того чтобы было понятно, что подразумевается под этим эффектом, приведем простой пример. Очень часто наши успехи или, что хуже, неудачи в какой-либо области деятельности пролонгируются на другие области. Вот это и есть эффект ореола.

Из книги Мастер острого словца [Какой дать ответ на подколку, наезд, неудобный вопрос] автора Канашкин Артем

Как работать с подсознанием при помощи маятника Используете ли вы маятник сами или демонстрируете его на вечеринке, будет правильно, если вы или доброволец, к которому вы обращаетесь, проведете некоторую разминку, сначала потренируетесь. Начните с того, что установите

Из книги Иллюзия «Я», или Игры, в которые играет с нами мозг автора Худ Брюс

Эффект оценки Любой человек, которого негативно оценивают по каким-либо параметрам его внешности, поступкам, одежде, социальному положению или другим вещам, связанным с ним, начинает смущаться, отшучиваться, оправдываться и стараться показать себя с лучшей стороны. Это

Из книги автора

Эффект владения Наша привязанность к вещам может иметь меньше отношения к личному выбору, чем мы предполагаем. Ричард Талер провел исследование в области экономического поведения, которое мы сейчас считаем классическим. В эксперименте участвовали старшекурсники

Из книги автора

Эффект Люцифера Вы считаете себя злым? Вы можете причинить боль и страдания другому человеческому существу или беззащитному животному? Подумайте, насколько вероятно, что вы совершите что-либо из следующего. Убьете насмерть электрическим током себе

Зло привлекает – как раз поэтому большинство из вас открыли книгу под названием "Психология зла" и прочли первые строки.

Чем может быть эта книга? Скучной монографией или сборником статей с десятью тысячами сносок, пояснений и примечаний? Но зло слишком живое, оно не поместилось бы в такую книгу.

Эзотерическим трактатом? Нет. Зло слишком явно и ясно присутствует в каждой капле нашей жизни – закутанное в туман, оно стало бы непохожим на себя.

Никто не знает, что такое зло, но зато каждый чувствует его совершенно отчетливо, – его ни с чем не спутаешь, даже малое зло, причиненное нам и не замеченное сразу, спустя время будет болеть как синяк.

Сборником нравоучений? Но и так достаточно туповатых учителей жизни, неубедительно доказывающих на все лады что быть плохим это плохо, а хорошим – лучше.

Теологическим исследованием, может быть? Но зло – слишком уж земной цветок, чтобы обьяснять его небесными вихрями. Зло живет в душе, это правда, но оно больше похоже не на демона, а на вирус герпеса, который всю жизнь прячется в нашем мозге и нервах, часто вылазит на кожу в виде маленькой лихорадки у губы или носа, но иногда может запросто убить.

Пересказом личного опыта закоренелого садиста? – но такой человек состоит в слишком близких отношениях со злом, он не может увидеть зло обьективно и со стороны, – так же хирург не может делать операцию самому себе. Да и привлекла бы такая книга лишь извращенцев.

Это книга о каждом – о вас и обо мне. О том зле, что схоронилось в каждой складке жизни. О зле, как ежеминутной властительной силе, такой же безличной и сверхмогущей, как сила трения, – силе, которую нельзя отменить или заклясть, но можно познать. Той силе, которая мешает каждому из нас быть счастливым. Той силе, которая превращает жизнь каждого человека в драму, трагедию или страшилку.

Жизнь ведь всегда трагедия и не раз и не два каждому из вас еще придется воскликнуть: Господи, почему? За что? Почему именно я? – еще и поэтому вы открыли книгу под названием "Психология зла".

В книге много примеров. Они используются не как доказательства, а как иллюстрации. Большая их часть – это примеры-признания. Не все они принадлежат разным людям. Практически каждый такой пример – это не дословная запись, а пересказ, сделанный через некоторое время после признания. Когда рассказывают о себе такие вещи, это всегда получается случайно, это не интервью с блокнотом в руке. Я старался сделать пересказ как можно точнее и, во всяком случае, четко передать все существенные детали. Я думаю, что мне это удалось. Некоторые детали были изменены, из этических соображений. И лишь немногие примеры, например, признания будущего убийцы-садиста, записаны точно, даже с сохранением орфографии.

Большинство примеров – это признания мужчин и только некоторые сделаны женщинами; с этим недостатком мне пришлось смириться.

Эта книга – исследование, но не строгое научное исследование со стройными рядами оскалившихся формул. Мне больше нравится гуманитарный подход к человеку – ведь подойдя иначе, чувствуешь себя так, будто пьешь воду через нос. Я не избегал образного изложения и метафор, поэтому текст местами становился почти текстом художественного произведения. Вам судить, недостаток это или достоинство. Я хотел написать хорошую книгу, вот и все.

Настоящая книга должна вызывать чувство легкого ужаса или хотя бы замешательства перед истиной. Впечатление от нее, мне кажется, должно напоминать впечатление того жителя Хиросимы, который за секунду до взрыва нырнул в реку, а вынырнув, увидел вокруг совершенно иной мир, и понял, что старого мира уже нет. Пусть не совсем так, но хотя бы на долю процента – погрузившийся в книгу, должен вынырнуть в изменившемся мире. Я надеюсь, что хотя бы кто-то из вас почувствует это изменение.

ЧЕЛОВЕК И ИДЕЯ

1.1. ЭФФЕКТ МАЯТНИКА

Начнем с эксперимента.

Попробуйте представить себе огромный маятник длиной во много километров.

Просто сосредоточтесь и представьте. Нить спускается из облаков и на ней висит тяжелый шар величиной с дом. Когда я представляю это, то обычно вижу трос и на нем глыбу темного свинца – все это яркой лунной ночью, яркой, как негатив солнечного дня – такой светлой, что, кажется, даже можно читать газету. Вокруг поздняя осень или ранняя зима, широкое пустое поле, несколько голых деревьев, темные домики и деревянная церквушка вдалеке. И над всем этим свинцовая глыба на нити: многокилометровый маятник. Впрочем, пейзаж можете представить любой, это дело вкуса. Только постарайтесь, чтобы образ был ярким. В этом вся суть.

Затем качните маятник и продолжайте раскачивать. Первая вещь, которую вы сразу же замечаете: маятник, совсем как настоящий, раскачивается медленно и постепенно, во всяком случае, не хочет идти в первые колебания, он тяжел и инертен, нить вздрагивает, гудит, маятник сопротивляется, но наконец проходит первую медленную дугу. Раскачиваем дальше. Вот уже тяжелый шар летит, рассекая воздух, со свистом, и ветви деревьев гнутся, чувствуя движение раздвигаемого воздуха. Посмотрите внимательно за ним несколько колебаний. Просто посмотрите.

Вот оно – чистейшее создание ума, идеал бесплотности, нечто, что не существует, не существовало и не будет существовать – более того, нечто такое, что не может существовать – вдвойне несуществующее. Чистая игра разума. Чистая идея.

Чистое ничто. А теперь МГНОВЕННО остановите его – пусть он зависнет неподвижно.

Попробуйте это сделать.

Ну как, получилось? Маятник сопротивляется. Маятник, если вы его хорошо вообразили, не остановился. Он продолжает свое качание. И сколько бы раз вы ни пробовали заставить его замереть в пространстве, он уходит от предназначеной точки, не подчиняясь вам.

Есть несколько способов «якобы» остановить его. Можно представить маятник, заснятый на киноленту – вдруг пленка останавливается, замирает кадр. Да, кадр замер, но оригинал ведь продолжил движение. Посмотрите не на пленку, а на маятник – он все так же качается. Попробуйте поставить преграды на его пути, даже поставьте бетонную стену – он их снесет. Можно, конечно, подставить гору, шар ударится, успокоится и ляжет на нее – но ведь это уже не маятник, а просто шар, лежащий на земле. Маятник вы так и не остановили. Он не подчиняется вам.

Сосредоточившись, вы ясно ощутите его сопротивление.

Но это мелочь, это совсем не важно. Какое же это может иметь значение для жизни? – спросите вы. Примерно такое же, как первая трещина для плотины или для горной лавины первый покатившийся камешек.

Задумайтесь: создание нашего ума, абсолютно бесплотное, вдвойне несуществуюшее, только родившись, сразу же не подчиняется нам? Но как же так может быть? Не подчиняется свому отцу и хозяину? Впервые я представил маятник лет пятнадцать назад. Время от времени я вспоминал о нем. Все эти годы он продолжал качаться. Когда я вспоминаю о нем и представляю его, он качается, как качался и раньше. Он не остановится никогда. Он не остановится даже несколько поколений спустя, потому что я рассказал о нем людям и сейчас он качается внутри их воображений. Он почти бессмертен и НЕ ПОДЧИНЕН МОЕЙ ВОЛЕ. Он, чистая идея.

Я выдумал его, а он сразу же обрел собственную жизнь.

Вы думаете, что так обстоит дело лишь с идеей большого маятника? Ничуть.

ЛЮБАЯ ИДЕЯ, ЕДВА РОДИВШИСЬ, УЖЕ НЕ ПОДЧИНЯЕТСЯ СВОЕМУ СОЗДАТЕЛЮ. Она сильнее своего "хозяина". Назовем это эффектом маятника.

Идея вступает в свою собственную жизнь, не подчиненная нам. Так было с идеей каменного топора. Где-то кто-то на опушке древнего леса нагнулся, взял в руки камень, ударил по нему другим камнем и использовал орудие как топор. Идея топора, родившись, обрела собственную особую жизнь и продолжила ее в тысячелетиях – вырубая леса, защищая, как алебарда, и снося головы, как гильотина. Кстати, изобретатель гильотины окончил жизнь под ножом своего детища – и его идея тоже не подчинилась ему. Наполеон нянчился с идеей завоевания, и эта же идея его и погубила. Идеи Христа подняли его на крест. Вот разве что Галилей успел сбежать от своей идеи, которая уже открыла над ним клыкастую пасть и облизнулась. А идея пролетарской революции? Не она ли сгубила большинство революционеров, вкупе с контрреволюционерами? А, возможно кровожаднейшая из идей, идея свободы-равенства-братства? Сколько людей она сожрала? А идея атомной бомбы? Сколько ни пытается человечество подчинить эту вредную идею себе, этого никогда не удасться сделать. Потому что идеи бессмертны и неподвластны никому, кроме собственной логики развития.



Поделиться