Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Чья вина?
Ребята молча стояли вокруг.
– А может быть, и не будет этих наклевок? – спросил Сеня Бобров.
Мишка развёл руками:
– Я ведь не курица! Откуда мне знать! Что я понимаю в наклевках?
Тут ребята заговорили все разом, заспорили: одни говорили, что цыплята не выведутся; другие – что ещё, может быть, выведутся; третьи – что либо выведутся, либо нет. Наконец Витя Смирнов прекратил разговоры.
– Пока ещё рано спорить, – сказал он. – День ещё не прошёл. Надо продолжать работу, как раньше. А сейчас марш все по домам! У инкубатора останутся только дежурные.
Ребята разошлись по домам. Мы с Мишкой остались одни и ещё раз осмотрели все яйца, нет ли где хоть маленькой трещинки, но нигде не было никакой. Мишка закрыл инкубатор и сказал:
– Ничего, пусть будет что будет! Сейчас ещё рано волноваться. Подождём до вечера и, если ничего не будет, тогда начнём волноваться.
Мы решили не волноваться и терпеливо ждать. Но легче всего сказать – не волноваться! Мы всё-таки волновались и через каждые десять минут заглядывали в инкубатор. Ребята тоже беспокоились и поминутно приходили. У всех был один вопрос:
– Ну как?
Мишка уже не отвечал ничего, а только пожимал плечами в ответ, так что к концу дня он так и остался с поджатыми плечами, будто они были у него к ушам приклеены.
Наступил вечер. Ребята заходили все реже и реже. Последним пришёл Витя и долго сидел у нас.
– Может быть, вы не правильно посчитали дни? – спросил он.
– Ничего, – утешал нас Витя. – Подождём до утра. Может быть, они за ночь выведутся.
Я попросил у мамы разрешения ночевать у Мишки, и мы с ним решили не спать всю ночь.
Мы долго сидели у инкубатора. Разговаривать нам было не о чём. Теперь мы уже не мечтали, как прежде, потому что нам не о чём было мечтать. Скоро трамваи перестали ходить по улице. Стало тихо. За окошком погас фонарь. Я прилёг на кушетке. Мишка задремал, сидя на стуле, и чуть не свалился с него. Тогда он перебрался ко мне на кушетку, и мы заснули.
Наутро картина не переменилась. Яйца по-прежнему лежали в инкубаторе и все были целенькие. Внутри не было никакого шума.
Все ребята были разочарованы.
– Почему же так вышло? – спрашивали они. – Ведь мы, кажется, все правильно делали!
– Не знаю, – говорил Мишка и разводил руками. Один я знал, в чём дело. Конечно, зародыши погибли ещё тогда, когда я проспал ночью: они остыли, и жизнь оборвалась на полпути. Мне было очень совестно перед ребятами. Ведь это из-за меня они напрасно трудились! Но я не мог никому об этом сейчас сказать и решил признаться когда-нибудь потом, когда этот случай немного забудется и ребята перестанут жалеть о цыплятах.
В школе в этот день нам было особенно грустно. Все ребята как-то сочувственно поглядывали на нас, будто над нами стряслась какая-то особенная беда, а когда Сеня Бобров вздумал, по привычке, назвать нас «инкубаторщиками», то все на него набросились и стали стыдить. Нам с Мишкой даже было неловко.
– Пусть бы лучше ребята ругали нас, – говорил Мишка.
– За что же нас ругать?
– Ну, они столько работали из-за нас. Они имеют право сердиться.
После школы ребята наведались к нам, а потом уже весь день не приходил никто. Только Костя Девяткин иногда приходил. Он один ещё не разочаровался в инкубаторе.
– Вот видишь, – говорил Мишка мне, – теперь все ребята на нас рассердились. А за что на нас сердиться? С каждым может случиться неудача.
– Ты ведь сам говорил, что они имеют право сердиться.
– Имеют! Конечно, имеют! – отвечал с раздражением Мишка. – Ты тоже имеешь право на меня сердиться. Это я во всём виноват.
– Почему ты виноват? Никто тебя не винит. Ни в чём ты не виноват, – ответил я.
– Нет, виноват. Только ты не очень сердись.
– Да за что же сердиться?
– Ну за то, что я такой неудачливый. Такое уж моё счастье, что я все порчу, к чему только не прикоснусь!
– Нет это я все порчу, – говорю я. – Я сам виноват во всём.
– Нет, я виноват: это я погубил цыплят.
– Как же ты мог погубить их?
– Я тебе расскажу, только ты не очень сердись, – сказал Мишка. – Один раз я под утро заснул и не уследил за градусником. Температура поднялась до сорока градусов. Я поскорее открыл инкубатор, чтоб яйца остыли, но они, видно, уже успели испортиться.
– Когда же это случилось?
– Пять дней назад.
Мишка взглянул на меня исподлобья. Лицо у него было виноватое и печальное.
– Можешь успокоиться, – говорю я ему, – яйца испортились гораздо раньше.
– Как – раньше?
– Ещё до того, как ты проспал.
– Кто же их испортил?
– А я тоже проспал, а температура упала, и яйца погибли.
– Когда же это случилось?
– На десятый день.
– Что же ты до сих пор молчал?
– Ну, мне совестно было признаться. Я думал – может быть, это ничего и зародыши выживут, а они вот не выжили.
– Так, так, – пробормотал Мишка и сердито посмотрел на меня. – Значит, из-за того, что тебе совестно было признаться, все ребята должны были даром трудиться, а?
– Но я ведь думал, что как-нибудь обойдётся. Все равно ребята сами бы решили продолжать дело, чтобы узнать, погибли зародыши или нет.
– «Сами решили»! – передразнил меня Мишка. – Вот и нужно было сказать, чтоб все вместе решили, а не решать самому за всех!
– Послушай, – говорю я, – что ты кричишь на меня? А разве ты сам сказал кому-нибудь, когда не уследил за температурой? Ты ведь тогда тоже решил за всех!
– Верно, – говорит Мишка. – Я свинья! Бейте меня!
– Никто тебя бить не собирается. А ребятам ты всё-таки не говори про это, – сказал я.
– Завтра же расскажу! Про тебя я говорить ничего не буду, а про себя расскажу. Пусть все знают, какая я свинья! Пусть это будет как наказание мне!
– Ну, тогда и я все про себя расскажу, – говорю я.
– Нет, ты лучше не рассказывай.
– Почему?
– Ребята и так смеются, что мы с тобой все вдвоём делаем: и в школу ходим всегда вдвоём, и уроки учим вдвоём, и даже двойки получаем вдвоём. А теперь скажут: и на дежурстве проспали вдвоём.
– Ну и пусть, – говорю, – смеются. Что мне, легче будет, если только над тобой будут смеяться?
Когда погасла надежда
Печально закончился этот день, и опять наступил вечер. На кухне всё было по-прежнему: инкубатор продолжал нагреваться, лампочка продолжала гореть, но надежда у нас совсем погасла. Мишка молча сидел и вертел в руках яйцо. Мы долго думали, разбить его или пока подождать. Вдруг Мишка испуганно посмотрел на меня. Мне показалось, что он увидел позади меня что-то страшное. Я оглянулся. Позади ничего не было. Я снова взглянул на Мишку.
– Смотри! – прохрипел он и протянул мне яйцо, которое было у него в руках.
Сначала я не разглядел ничего, но потом заметил, что в одном месте яйцо треснуло и как будто бы надломилось изнутри.
– Что это? – говорю. – Может быть, ты сам ударил яйцо нечаянно?
Мишка отрицательно замотал головой.
– Тогда что ж это может быть? Наклевка?
Мишка молча закивал головой.
– Почему ты так в этом уверен? Мишка пожал плечами:
– Сам не знаю…
Я осторожно приподнял надломленную скорлупу ногтем. В яйце получилась дырочка. Из неё на минуточку высунулся жёлтенький носик цыплёнка и сейчас же спрятался обратно.
От радости мы с Мишкой не могли вымолвить ни одного слова и молча бросились обнимать друг друга.
– Вот так чудо! – закричал Мишка и залился счастливым смехом. – Ну, куда нам теперь бежать? Куда бежать?
– Постой! – говорю. – Куда бежать? Зачем бежать?
– Ну, надо бежать, сказать ребятам! Мишка бросился к двери.
– Постой! – говорю. – Ты хоть яйцо оставь. Что ты, побежишь к ребятам с яйцом?
Мишка вернулся и положил яйцо в инкубатор. В это время к нам пришёл Костя.
– А у нас уже есть цыплёнок! – закричал Мишка.
– Честное слово!
– Где же он?
– А вот посмотри!
Мишка открыл инкубатор. Костя заглянул в него:
– Где же цыплёнок? Тут одни только яйца лежат.
Мишка забыл, куда сунул яйцо с наклевкой, и никак не мог отыскать его среди остальных яиц. Наконец он его нашёл и показал Косте.
– Братцы! Да там ведь самый настоящий цыплячий нос торчит! – закричал Костя.
– А ты думал, что мы тебе какой-нибудь фокус показываем?.. Конечно, настоящий!
– Сейчас, братцы! Вы это яйцо держите покрепче, а я побегу за ребятами! – закричал Костя.
– Беги, беги, а то ребята совсем уже перестали верить в цыплят. Никто и не зашёл за весь вечер ни разу.
– Да они все у меня сидят и все ещё верят, только они боятся беспокоить вас и каждый раз меня посылают узнать, как дела.
– Почему же они боятся?
– Ну, они ведь понимают, что вам не до них. Вам-то небось и без ребят было тошно.
Костя бросился к двери, и мы слышали, как он загремел вниз по лестнице.
– Батюшки-матушки! – закричал вдруг Мишка. – А я ещё маме ничего не сказал!
Он побежал звать маму, а я схватил яйцо и побежал показать своей маме. Мама посмотрела и велела положить яйцо обратно в инкубатор, потому что оно может остыть и тогда цыплёнок простудится.
Я прибежал обратно к Мишке, смотрю – он скачет по кухне как угорелый, а мама и папа стоят и смеются.
Мишка увидел меня и закричал:
– Ты не видел, куда я сунул яйцо? Я весь инкубатор перерыл – нет нигде!
– Какое яйцо? – спрашиваю я.
– Ну какое… С цыплёнком!
– Да вот оно, – говорю.
Мишка увидел у меня в руках яйцо:
– Ах ты, растяпа! Схватил яйцо и убежал! А я тут ищу его.
– Тише! – сказала Мишкина мама. – Столько шума из-за одного яйца.
– Да ты посмотри, что за яйцо! Разве это простое яйцо? – ответил Мишка.
Мама взяла яйцо и стала разглядывать маленький клювик цыплёнка, который виднелся сквозь дырочку. Папа посмотрел тоже.
– Хм! – усмехнулся он. – Удивительное дело!
– Что же тут удивительного? – сказал с важностью Мишка. – Просто явление природы.
* * *
– Сам ты явление природы! – засмеялся Мишкин папа. – В цыплёнке, конечно, удивительного ничего нет, а вот удивительно, как он у вас получился. Я был уверен, что у вас из этой затеи ничего не выйдет.
– Почему же ты не сказал ничего?
– А зачем говорить? Я думал, что вам полезнее заниматься делом, чем бегать по улице.
Тут на кухню явилась Майка. Платье на ней было надето задом наперёд, ботинки – на босу ногу. Она уже легла спать, но услышала про цыплёнка и тоже захотела посмотреть, поэтому она очень спешила и оделась кое-как. Мы дали ей на минуточку подержать яйцо. Она стала заглядывать в дырочку одним глазом. В это время цыплёнок высунул клюв.
– Он меня клюнуть хотел! – закричала Майка. – Ишь ты какой! Не успел из яйца вылезти, а уже дерётся.
– Ну нечего тут на цыплят кричать! – сказал Мишка. Он отнял у неё яйцо и положил в инкубатор. Вдруг на лестнице послышался шум и топанье ног. Кухня быстро наполнилась ребятами. Яйцо снова пошло по рукам. Каждому обязательно хотелось заглянуть в дырочку и увидеть цыплёнка.
– Братцы, – надрывался Мишка, – отдайте яйцо! Ему ведь надо в инкубаторе лежать – цыплёнок простудится!
Но никто не слушался.
Насилу мы отняли у ребят это яйцо и положили в инкубатор.
– А на других яйцах нет наклевок? – спросил Витя. Мы принялись осматривать другие яйца, но наклевок больше не было.
– Нет, только номер пятый наклюнулся, остальные яйца без наклевок, – ответил Мишка.
– Может быть, они тоже наклюнутся? – говорили ребята.
– Ничего, – сказал Мишка, сияя от радости. – Если у нас выведется только один цыплёнок, я и то буду доволен. Всё-таки мы недаром трудились. Вот он, результат!
– Ребята, – сказал Сеня Бобров, – может быть, надо разломать скорлупу и выпустить цыплёнка на волю? Ему ведь тесно в яйце сидеть.
– Что ты! – ответил Мишка. – Нельзя скорлупу ломать. У цыплёнка кожа ещё слишком нежная, можно её поцарапать.
Ребята долго не расходились. Каждому хотелось увидеть, как цыплёнок выберется из яйца, но было уже очень поздно, и им пришлось уйти домой.
– Ничего, ребята, – говорил на прощание Мишка, – это ещё не все! Наверно, кроме этого, и другие яйца наклюнутся.
Когда ребята разошлись, Мишка осмотрел ещё раз яйца и нашёл ещё на одном наклевку.
– Смотри, – закричал он, – номер одиннадцатый наклюнулся!
Я посмотрел: яйцо, на котором была написана цифра «одиннадцать», тоже было с наклевкой.
– Ах, какая досада, что ребята ушли! – говорю я. – Теперь уже поздно за ними бежать.
– Да, жалко! – пробормотал Мишка. – Ну ничего, завтра увидят уже готовых цыплят.
Мы сидели у инкубатора и упивались счастьем.
– Это только мы с тобой такие счастливые! – говорил Мишка. – Не каждому небось выпадает такое счастье!
Наступила ночь.
Все давно уже спали, но нам с Мишкой даже не хотелось спать.
Время бежало быстро. Часа в два ночи наклюнулись ещё два яйца: номер восьмой и десятый. А когда мы заглянули в инкубатор в следующий раз, то даже ахнули от изумления. Посреди яиц барахтался маленький новорождённый цыплёнок. Он пытался подняться на своих лапках, но всё время шатался и падал.
От счастья у меня захватило дыхание, сердце сильно забилось в груди.
Я поскорее взял цыплёночка в руки. Он был ещё мокренький и какой-то облезлый. Вместо перьев на нём были рыжие волосики, которые прилипли к его тонкой, нежной розовой кожице.
Мишка поскорее открыл кастрюлю, из которой мы сделали грелку.
Я посадил цыплёнка в кастрюлю. Мы подлили в чугунок горячей воды, чтобы цыплёнку было теплее.
– Теперь он высохнет, обогреется и станет совсем хорошим, – говорил Мишка.
Он вынул из инкубатора две половинки скорлупы, из которой вылупился цыплёнок, и сказал:
– Удивительно, как в такой маленькой скорлупе мог помещаться такой огромный цыплёнок!
А цыплёнок на самом деле казался огромным по сравнению с маленькой скорлупой, из которой он вылупился. Он ведь лежал в скорлупе скрюченный, с поджатыми лапками, с подвёрнутой головой, а теперь он расправился, вытянул шею и стоял на своих маленьких ножках.
Мишка принялся рассматривать обе половинки скорлупы и вдруг как закричит:
– Да это ведь не тот цыплёнок!
– Как «не тот»?
– Ну, не тот, не первый! Первый наклюнулся номер пятый, а этот одиннадцатый.
На скорлупе в самом деле была написана цифра «одиннадцать».
Мы заглянули в инкубатор. Номер пятый по-прежнему лежал на месте.
– Что ж это он? – говорю я. – Раньше всех наклюнулся, а вылезать не хочет.
– Наверно, он слабенький и не может сам разломать скорлупу, – сказал Мишка. – Пусть полежит ещё и наберётся побольше сил.
Наша ошибка
За всеми хлопотами мы даже не заметили, как наступило утро. Взошло солнышко и стало светить в окно. На полу заиграли солнечные зайчики, и вся кухня наполнилась радостным светом.
– Вот увидишь, сейчас придёт кто-нибудь из ребят, – сказал Мишка. – Они не вытерпят!
Не успел он это сказать, как пришли сразу двое – Женя и Костя.
– Смотрите на чудо! – закричал Мишка и вытащил из кастрюли цыплёнка. – Вот оно, чудо природы! Ребята стали рассматривать цыплёнка.
– А здесь ещё три наклевки! – хвастался Мишка. – Смотрите: номер пятый, восьмой и десятый.
Цыплёнок, видно, очень боялся холода. Когда мы держали его в руках, он начинал беспокоиться, а когда сажали обратно в грелку, сейчас же успокаивался.
– А вы уже покормили его? – спросил Костя.
– Что ты, что ты! – ответил Мишка. – Его ещё рано кормить. Цыплят начинают кормить только на следующий день.
– А вы так и не спали всю ночь? – спросил нас Женя.
– Нет. Куда уж тут спать, когда такие дела пошли!
– Так вы ложитесь, а мы пока подежурим, – предложил Костя.
– А вы разбудите нас, если новый цыплёнок выведется?
– Конечно, разбудим.
Мы с Мишкой улеглись на кушетке и моментально заснули. По правде сказать, мне давно уже хотелось спать. Ребята разбудили нас часов в десять утра.
– Вставайте смотреть чудо-юдо номер два! – закричал Костя.
– Какое «чудо-юдо номер два»? – не понял я спросонок и огляделся по сторонам.
Вся кухня уже была полна ребят.
– Вот оно, чудо! – закричали ребята и показали на грелку.
Мы с Мишкой вскочили и заглянули в кастрюлю. В ней оказалось уже два цыплёнка. Один из них был кругленький, пушистый и жёлтенький, как яичный желток. Совсем настоящий красавец!
– Какой замечательный! – говорю я. – Почему же наш первый такой облезлый? Все засмеялись:
– Да это и есть ваш первый.
– Вот этот, пушистый.
– Да нет! Наш вот тот, голенький.
– Этот голенький только что вылупился. А первый уже обсох и стал пушистый.
– Вот так чудеса! – говорю я. – Значит, и второй такой будет, когда обсохнет?
– Конечно.
– А какой номер вылупился? – спросил Мишка.
– Как – какой номер? – не поняли ребята.
– Ну, у нас все яйца ведь пронумерованы, – объяснил Мишка.
– А мы и не посмотрели, из какого он номера вылез, – ответил Костя.
– Можно проверить по скорлупе, – сказал я. – Там ведь скорлупа осталась.
Мишка открыл инкубатор и как закричит:
– Батюшки! Да тут ещё два новорождённых! Все, толкая друг друга, бросились к инкубатору. Мишка осторожно вынул из инкубатора двух новых цыплят и показал нам.
– Вот они, орлы! – с гордостью сказал он.
Мы усадили и этих цыплят в кастрюлю. Теперь их уже было четверо. Они все сидели кучкой и жались друг к дружке, чтобы было теплее.
Мишка вытащил из инкубатора оставшуюся скорлупу и стал разбирать, какие на ней были написаны номера.
– Номер четвёртый, восьмой и десятый, – объявил он. – Только который из них какой?
Мы стали рассматривать трех новых цыплят, но теперь уже нельзя было узнать, из какой скорлупы они вывелись.
– Все номера перепутались! – смеялись ребята.
– А номер пятый так и лежит в инкубаторе? – говорю я.
– Верно! – воскликнул Мишка. – Лежит! Что ж это он? Может быть, умер?
Мы достали яйцо номер пять из инкубатора и немного расширили наклевку.
Цыплёнок спокойно лежал в яйце и шевелил головкой.
– Живой! – обрадовались мы и положили яйцо обратно.
Мишка проверил оставшиеся яйца и обнаружил новую наклевку, на третьем номере. Ребята смеялись и потирали от удовольствия руки.
– Вот как пошли дела! – радовались они.
Тут пришла Майка. Мы стали показывать ей цыплят.
– Вот этот мой! – сказала она и уже хотела схватить пушистого.
– Постой, – говорю я. – Зачем хватаешь? Ему сидеть надо в грелке, а то простудится.
– Ну, тогда я потом возьму. Только этот, пушистый, мой будет. Я не хочу голого.
В этот день было воскресенье. В школу никому не нужно было идти. Ребята весь день толпились у нас. Кто на стуле сидел, кто на кушетке. Мы с Мишкой сидели на самом почётном месте – возле инкубатора. Направо, возле плиты, стояла кастрюля с новорождёнными, на плите грелся чугунок с водой, на окне весело зеленел овёс в ящиках. Ребята шутили, смеялись, рассказывали разные интересные случаи из жизни.
– Почему же произошла задержка? – спросил кто-то из ребят. – Вы ведь ещё в пятницу ждали цыплят.
– Не знаю, – ответил Мишка. – В книге написано, что цыплята выводятся на двадцать первый день, а сегодня уже двадцать третий. Может быть, в книге произошла какая-нибудь ошибка?
– Может быть, это у вас произошла ошибка? – говорит Лёша Курочкин. – Вы помните, когда заложили в инкубатор яйца?
– Мы заложили третьего числа. Это было в субботу, – говорит Мишка. – Это я точно помню, потому что на другой день было воскресенье.
– Послушай, – сказал Женя Скворцов, – у вас как-то нескладно получается: заложили яйца в субботу, а двадцать первый день наступил в пятницу.
– Правда! – подхватил Витя Смирнов. – Если вы начали в субботу, то и двадцать первый день тоже должен наступить в субботу. Ведь в неделе семь дней, а двадцать один день – это ровно три недели.
– Трижды семь – двадцать один! – засмеялся Сеня Бобров. – Так по таблице умножения получается.
– Я не знаю, как там у тебя по таблице умножения получается! – обиделся Мишка. – Мы не по таблице считали.
– Как же вы считали?
– А вот как, – сказал Мишка и начал загибать пальцы. – Третьего числа был первый день, четвёртого – второй, пятого – третий…
Так он дошёл до пятницы, и у нею получился двадцать один день.
– Что же это? – говорит Сеня. – По таблице умножения двадцать первый день получается в субботу, а по пальцам – в пятницу. Как-то чудно!
– А ну покажи ещё раз, как ты считаешь, – сказал Женя
– Вот, – сказал Мишка и снова начал загибать пальцы. – В субботу, третьего, – один день, в воскресенье, четвёртого, – два…
– Постой, постой! Не правильно! Если ты начал третьего, то третье число не надо считать.
– Почему?
– Потому что день ещё не прошёл. День прошёл только четвёртого. Значит, ты должен начать счёт с четвёртого числа.
Тут мы с Мишкой поняли, в чём дело. Мишка подсчитал по-новому, и оказалось все верно.
– Правильно, – сказал он. – Двадцать первый день наступил вчера.
– Значит, все вышло как надо, – говорю я. – Ведь мы заложили в инкубатор яйца в субботу вечером, и первая наклевка появилась в субботу вечером, то есть вчера. Как раз двадцать один день прошёл.
– Видишь, какое несчастье может произойти, если плохо знаешь арифметику, – сказал Ваня Ложкин. Все засмеялись, а Мишка сказал:
– Из-за этой ошибки мы столько мучений перенесли! Если б мы не ошиблись, никто бы не мучился.
Все стали думать, где бы достать овса.
Надо поехать на птичий рынок, - предложил Ваня Ложкин. - Там продаётся разный птичий корм. Может быть, и овёс есть.
После уроков Ваня и Женя поехали на птичий рынок и часа через два вернулись с полными карманами овса.
Купили? - обрадовались мы.
Что вы! Разве его где купишь? Овса нигде нет. Мы обошли весь рынок - все продастся: и конопля, и просо, и репейное семя, а овса нет. Мы уже хотели ехать домой, но решили пойти посмотреть на кроликов. Пришли туда, а там стоит лошадь и ест овёс прямо из мешка. Ну, мы и попросили немного овса.
Как, у лошади попросили? - удивился Мишка.
Да не у лошади, умник! У колхозника. Он на этой лошади привёз кроликов продавать. Хороший колхозник попался! Только сначала не хотел давать овса. «Зачем вам овёс?» - спрашивает. А мы говорим: «Для цыплят». Он говорит: «Цыплят овсом не кормят». Тогда мы объяснили ему, что хотим посеять овёс, чтоб из него трава выросла. Тогда он говорит:
«Берите». Ну мы и набрали в карманы.
Ваня и Женя высыпали из карманов овёс.
Мы быстро сколотили из фанеры два плоских ящика, насыпали в них земли, налили воды и размешали так, чтоб получилась как будто жидкая грязь.
Потом набросали прямо в эту грязь зёрен овса, ещё раз хорошенько перемешали и поставили ящики под печку, чтобы зёрнам было теплее.
Марья Петровна рассказала нам, что зерна растений, так же как яйца птиц, - живые существа. Жизнь тоже дремлет внутри зерна, но, когда зерно попадает в тёплую, влажную землю, жизнь пробуждается в нём и начинает развиваться. Как и всякие живые существа, зерна могут умереть, и такие зерна уже не могут взойти.
Мы очень боялись, как бы наши зерна не оказались такими «мёртвыми», и поминутно заглядывали в ящики. Прошло два дня - зерна не прорастали. На третий день мы заметили, что земля в ящиках потрескалась и как-то подозрительно вспучилась.
Что это? - удивился Мишка. - Кто это тут навредил?
Кто расковырял землю?
Никто не ковырял! - ответил ему Лёша Курочкин, который в этот день был дежурным вместе с Сеней Бобровым.
Почему же земля словно вспаханная? - закричал Мишка. - Это вы, наверно, тут ковырялись, чтоб посмотреть на зерна!
Да не ковырялись мы, - говорит Сеня. - Зачем нам на них смотреть?
Я приподнял комочек земли и нашёл под ним овсяное зёрнышко. Оно сильно разбухло и лопнуло, а на кончике его виднелся белый росток. Мишка тоже вытащил из-под земли набухшее зёрнышко с белым ростком. Он долго рассматривал его и вдруг закричал:
А, понимаю: это они сами расковыряли землю!
Кто «они»?
Зерна! Они ожили и лезут уже из-под земли. Смотри, как земля вспучилась. Им там, под землёй, становится тесно.
Мишка поскорее побежал звать ребят, чтоб показать им, как прорастают зерна. Мы с Лешкой и Сеней вытащили из-под земли ещё несколько зёрен. Все они уже начали прорастать. Скоро прибежали остальные ребята. Каждому хотелось взглянуть на зерна.
Смотрите, ребята, - сказал Витя Смирнов, - зерна лопаются, и из них как будто выклёвывается овёс.
А что ты думаешь? - ответил Мишка. - Овёс ведь тоже живой; только он вырастет и будет стоять на месте; а когда выклюнутся наши цыплята, они будут бегать, пищать и просить у нас кушать. Вот увидите, какая у нас будет весёлая семейка!
Самый тяжёлый день
Работать в компании было весело, и последние дни прошли быстро. Наконец наступил двадцать первый день. Это было в пятницу. У нас всё уже было приготовлено к приёмке молодняка. Мы отыскали в сарае большую кастрюлю и сделали из неё грелку, то есть выложили её внутри войлоком, чтобы цыплятам в ней было тепло. Теперь эта грелка стояла на чугунке с горячей водой - на случай, если цыплёнок выведется, чтоб сейчас же посадить его в грелку.
Накануне мы с Мишкой хотели совсем не ложиться спать, но в эту ночь Вадик Зайцев отпросился у мамы, и она разрешила ему дежурить у инкубатора.
Какой же я буду дежурный, если вы будете сидеть возле меня всю ночь? - сказал Вадик. - Уж вы, пожалуйста, лучше идите спать.
А вдруг цыплята начнут выводиться ночью?
Что ж тут такого? Если цыплёнок выведется, я его бац в кастрюлю, и пусть себе сохнет.
Как это «бац»? - говорю я. - С цыплятами нужно бережно обращаться!
Я буду бережно, не беспокойтесь. А вы лучше ложитесь спать. Завтра ведь ваше дежурство. Как вы будете дежурить, если не выспитесь ночью?
Хорошо, - говорит Мишка. - Только ты, пожалуйста, разбуди нас, если цыплята начнут выводиться. Мы ведь столько дней ждали этого момента!
Ладно, разбужу, - согласился Вадик.
Мы отправились спать, только я в эту ночь долго не мог заснуть, так как очень тревожился о цыплятах. Наутро я проснулся с рассветом и сейчас же побежал к Мишке. Мишка тоже уже встал. Он сидел возле инкубатора и внимательно осматривал яйца. Он увидел меня и сказал:
Ещё ни одной наклевки не видно.
Сейчас, наверно, ещё рано, - ответил Вадик. - Они позже начнут наклёвываться.
Вадик скоро ушёл домой, потому что ночь уже кончилась и теперь начиналось наше дежурство. Когда он ушёл, Мишка решил ещё раз осмотреть все яйца. Мы стали переворачивать их и осматривать со всех сторон - нет ли в каком-нибудь яйце маленькой дырочки, которую должен продолбить изнутри цыплёнок. Но все яйца оказались целы. Мы закрыли инкубатор и долго сидели молча.
А что, если разбить яйцо и посмотреть, есть там цыплёнок или нет? - говорю я.
Сейчас ещё нельзя разбивать, - сказал Мишка. - Цыплёнок ещё пока дышит через кожу, а не лёгкими. Как только он начнёт дышать лёгкими, он сейчас же пробьёт скорлупу сам. Если же мы разобьём раньше, то цыплёнок погибнет.
Но цыплята в яйцах уже должны быть живые, - говорю я. - Может быть, можно услышать, как они там шевелятся?
Мишка достал яйцо и приложил его к уху. Я наклонился поближе и тоже стал прислушиваться.
Тише! - заворчал на меня Мишка. - Сопит тут, как лошадь!
Я затаил дыхание. Стало тихо. Только слышно было, как тикают часы на столе. Вдруг зазвонил звонок. Мишка вздрогнул и чуть не уронил яйцо. Я скорей побежал открывать дверь. Это пришёл Витя. Он хотел узнать, не начали ли выводиться цыплята.
Нет ещё, - сказал Мишка. - Ещё рано.
Ну, я потом ещё перед школой зайду, - сказал Витя. Он ушёл, а Мишка снопа взял яйцо и приложил его к уху.
Он долго сидел, закрыв глаза, и старательно прислушивался.
Наконец сказал:
Совсем ничего не слышно.
Я взял яйцо и тоже послушал. В яйце была мёртвая тишина.
Может быть, в этом яйце зародыш погиб? - сказал я. - Надо другие проверить.
Мы стали вынимать одно яйцо за другим и выслушивать их, по ни в одном яйце нам не удалось обнаружить никаких следов жизни.
Неужели все зародыши погибли? - сказал Мишка. - Должен ведь хоть в одном яйце сохраниться.
Тут снова раздался звонок. Пришёл Сеня Бобров.
Ты чего в такую рань поднялся? - спрашиваю я.
Пришёл узнать, как цыплята.
Цыплята ещё никак. Ещё слишком рано, - ответил Мишка.
Вслед за Сеней пришёл Серёжа:
Ну как, есть уже хоть один цыплёнок?
Какой ты нетерпеливый! - говорит Мишка. - Что ты хочешь, чтоб цыплята с самого утра выводились? Успеют ещё.
Серёжа и Сеня посидели немного и ушли. Мы с Мишкой снова стали выслушивать яйца.
Все пропало! - убивался Мишка. - Совсем ничего не слышно.
А может, они там притаившись сидят?
Зачем же они сидят притаившись? Им пора скорлупу долбить.
Тут пришли Юра Филиппов и Стасик Левшин, а за ними - Ваня Ложкин. Ребята стали собираться один за другим, так что под конец у нас получилось как будто общее собрание. Мы с Мишкой позвали Майку, объяснили ей, что нужно делать, если цыплята начнут выводиться без нас, и пошли вместе с ребятами в школу.
Как мы провели этот день в школе, нельзя рассказать. Это был самый мучительный день в нашей жизни. Нам казалось, что кто-то нарочно растянул время и сделал уроки в десять раз длинней. Все мы очень боялись, что цыплята начнут выводиться, пока мы сидим в школе, а Майка без нас сделает что-нибудь не так, как нужно. Особенно длинным оказался последний урок. Время как будто остановилось совсем. Мы даже начали думать, что прозевали звонок. Потом нам стало казаться, что звонок испортился и поэтому мы не слыхали его. Потом мы вообразили, что тётя Дуня забыла дать последний звонок и ушла домой и теперь нам придётся сидеть тут до завтрашнего дня, когда она снова вернётся в школу.
Ребята нервничали и шептались. Все посылали записочки Жене Скворцову и спрашивали, который час, но Женя, как на беду, в этот день забыл свои часы дома. В классе было шумно, и Александр Ефремович несколько раз просил восстановить тишину. Но тишина не восстанавливалась. Наконец Мишка поднял руку и хотел сказать, что урок уже кончился, но как раз в это время прозвонил звонок. Ребята сорвались с мест и бросились к двери. Александр Ефремович заставил всех сесть на свои места и сказал, что никто не должен выходить из-за парт, пока учитель в классе. Потом он обратился к Мишке:
Ты, кажется, что-то хотел спросить?
Нет, я хотел сказать, что урок кончился.
Но ты ведь до звонка поднял руку.
А я думал, что звонок испортился.
Александр Ефремович только головой покачал, потом взял журнал и вышел из класса. Ребята гурьбой бросились в коридор и загремели вниз по лестнице. У выхода образовалась пробка, но мы с Мишкой успели проскочить первыми и помчались по улице во весь опор. За нами, растянувшись длинной вереницей, мчались остальные ребята.
Через пять минут мы уже были дома. Майка сидела на своём посту, у инкубатора, и шила своей кукле Зинаиде новое платье.
Ничего не случилось? - спросили мы её.
А ты давно заглядывала в инкубатор?
Давно, ещё когда переворачивала яйца.
Мишка подошёл к инкубатору и приготовился открыть крышку. Все ребята столпились вокруг. Они вытягивали шеи, приподнимались на цыпочки, а Ваня Ложкин взобрался на стул, чтобы получше видеть, и свалился оттуда прямо на Лешку Курочкина и чуть не сбил его с ног. Мишка все не решался открыть крышку. Он как будто боялся.
Ну, открывай! Чего-же ты медлишь? - не вытерпел кто-то.
Мишка наконец открыл инкубатор. Яйца по-прежнему спокойно лежали на дне, словно большие белые камешки. Мишка постоял над ними молча, потом осторожно перевернул их по одному и каждое осмотрел со всех сторон.
Нет ни одной наклевки! - печально объявил он.
Чья вина?
Ребята молча стояли вокруг.
А может быть, и не будет этих наклевок? - спросил Сеня Бобров.
Мишка развёл руками:
Я ведь не курица! Откуда мне знать! Что я понимаю в наклевках?
Тут ребята заговорили все разом, заспорили: одни говорили, что цыплята не выведутся; другие - что ещё, может быть, выведутся; третьи - что либо выведутся, либо нет. Наконец Витя Смирнов прекратил разговоры.
Пока ещё рано спорить, - сказал он. - День ещё не прошёл. Надо продолжать работу, как раньше. А сейчас марш все по домам! У инкубатора останутся только дежурные.
Ребята разошлись по домам. Мы с Мишкой остались одни и ещё раз осмотрели все яйца, нет ли где хоть маленькой трещинки, но нигде не было никакой. Мишка закрыл инкубатор и сказал:
Ничего, пусть будет что будет! Сейчас ещё рано волноваться. Подождём до вечера и, если ничего не будет, тогда начнём волноваться.
Мы решили не волноваться и терпеливо ждать. Но легче всего сказать - не волноваться! Мы всё-таки волновались и через каждые десять минут заглядывали в инкубатор. Ребята тоже беспокоились и поминутно приходили. У всех был один вопрос:
Мишка уже не отвечал ничего, а только пожимал плечами в ответ, так что к концу дня он так и остался с поджатыми плечами, будто они были у него к ушам приклеены.
Наступил вечер. Ребята заходили все реже и реже. Последним пришёл Витя и долго сидел у нас.
Может быть, вы не правильно посчитали дни? - спросил он.
Ничего, - утешал нас Витя. - Подождём до утра. Может быть, они за ночь выведутся.
Я попросил у мамы разрешения ночевать у Мишки, и мы с ним решили не спать всю ночь.
Мы долго сидели у инкубатора. Разговаривать нам было не о чём. Теперь мы уже не мечтали, как прежде, потому что нам не о чём было мечтать. Скоро трамваи перестали ходить по улице. Стало тихо. За окошком погас фонарь. Я прилёг на кушетке. Мишка задремал, сидя на стуле, и чуть не свалился с него. Тогда он перебрался ко мне на кушетку, и мы заснули.
Наутро картина не переменилась. Яйца по-прежнему лежали в инкубаторе и все были целенькие. Внутри не было никакого шума.
Все ребята были разочарованы.
Почему же так вышло? - спрашивали они. - Ведь мы, кажется, все правильно делали!
Не знаю, - говорил Мишка и разводил руками. Один я знал, в чём дело. Конечно, зародыши погибли ещё тогда, когда я проспал ночью: они остыли, и жизнь оборвалась на полпути. Мне было очень совестно перед ребятами. Ведь это из-за меня они напрасно трудились! Но я не мог никому об этом сейчас сказать и решил признаться когда-нибудь потом, когда этот случай немного забудется и ребята перестанут жалеть о цыплятах.
В школе в этот день нам было особенно грустно. Все ребята как-то сочувственно поглядывали на нас, будто над нами стряслась какая-то особенная беда, а когда Сеня Бобров вздумал, по привычке, назвать нас «инкубаторщиками», то все на него набросились и стали стыдить. Нам с Мишкой даже было неловко.
Пусть бы лучше ребята ругали нас, - говорил Мишка.
За что же нас ругать?
Ну, они столько работали из-за нас. Они имеют право сердиться.
После школы ребята наведались к нам, а потом уже весь день не приходил никто. Только Костя Девяткин иногда приходил. Он один ещё не разочаровался в инкубаторе.
Вот видишь, - говорил Мишка мне, - теперь все ребята на нас рассердились. А за что на нас сердиться? С каждым может случиться неудача.
Ты ведь сам говорил, что они имеют право сердиться.
Имеют! Конечно, имеют! - отвечал с раздражением Мишка. - Ты тоже имеешь право на меня сердиться. Это я во всём виноват.
Почему ты виноват? Никто тебя не винит. Ни в чём ты не виноват, - ответил я.
Нет, виноват. Только ты не очень сердись.
Да за что же сердиться?
Ну за то, что я такой неудачливый. Такое уж моё счастье, что я все порчу, к чему только не прикоснусь!
Нет это я все порчу, - говорю я. - Я сам виноват во всём.
Нет, я виноват: это я погубил цыплят.
Как же ты мог погубить их?
Я тебе расскажу, только ты не очень сердись, - сказал Мишка. - Один раз я под утро заснул и не уследил за градусником. Температура поднялась до сорока градусов. Я поскорее открыл инкубатор, чтоб яйца остыли, но они, видно, уже успели испортиться.
Когда же это случилось?
Пять дней назад.
Мишка взглянул на меня исподлобья. Лицо у него было виноватое и печальное.
Можешь успокоиться, - говорю я ему, - яйца испортились гораздо раньше.
Как - раньше?
Ещё до того, как ты проспал.
Кто же их испортил?
А я тоже проспал, а температура упала, и яйца погибли.
Когда же это случилось?
На десятый день.
Что же ты до сих пор молчал?
Ну, мне совестно было признаться. Я думал - может быть, это ничего и зародыши выживут, а они вот не выжили.
Так, так, - пробормотал Мишка и сердито посмотрел на меня. - Значит, из-за того, что тебе совестно было признаться, все ребята должны были даром трудиться, а?
Но я ведь думал, что как-нибудь обойдётся. Все равно ребята сами бы решили продолжать дело, чтобы узнать, погибли зародыши или нет.
- «Сами решили»! - передразнил меня Мишка. - Вот и нужно было сказать, чтоб все вместе решили, а не решать самому за всех!
Послушай, - говорю я, - что ты кричишь на меня? А разве ты сам сказал кому-нибудь, когда не уследил за температурой? Ты ведь тогда тоже решил за всех!
Верно, - говорит Мишка. - Я свинья! Бейте меня!
Никто тебя бить не собирается. А ребятам ты всё-таки не говори про это, - сказал я.
Завтра же расскажу! Про тебя я говорить ничего не буду, а про себя расскажу. Пусть все знают, какая я свинья! Пусть это будет как наказание мне!
Ну, тогда и я все про себя расскажу, - говорю я.
Нет, ты лучше не рассказывай.
Ребята и так смеются, что мы с тобой все вдвоём делаем: и в школу ходим всегда вдвоём, и уроки учим вдвоём, и даже двойки получаем вдвоём. А теперь скажут: и на дежурстве проспали вдвоём.
Ну и пусть, - говорю, - смеются. Что мне, легче будет, если только над тобой будут смеяться?
Когда погасла надежда
Печально закончился этот день, и опять наступил вечер. На кухне всё было по-прежнему: инкубатор продолжал нагреваться, лампочка продолжала гореть, но надежда у нас совсем погасла. Мишка молча сидел и вертел в руках яйцо. Мы долго думали, разбить его или пока подождать. Вдруг Мишка испуганно посмотрел на меня. Мне показалось, что он увидел позади меня что-то страшное. Я оглянулся. Позади ничего не было. Я снова взглянул на Мишку.
Смотри! - прохрипел он и протянул мне яйцо, которое было у него в руках.
Сначала я не разглядел ничего, но потом заметил, что в одном месте яйцо треснуло и как будто бы надломилось изнутри.
Что это? - говорю. - Может быть, ты сам ударил яйцо нечаянно?
Мишка отрицательно замотал головой.
Тогда что ж это может быть? Наклевка?
Мишка молча закивал головой.
Почему ты так в этом уверен? Мишка пожал плечами:
Сам не знаю…
Я осторожно приподнял надломленную скорлупу ногтем. В яйце получилась дырочка. Из неё на минуточку высунулся жёлтенький носик цыплёнка и сейчас же спрятался обратно.
От радости мы с Мишкой не могли вымолвить ни одного слова и молча бросились обнимать друг друга.
Вот так чудо! - закричал Мишка и залился счастливым смехом. - Ну, куда нам теперь бежать? Куда бежать?
Постой! - говорю. - Куда бежать? Зачем бежать?
Ну, надо бежать, сказать ребятам! Мишка бросился к двери.
Постой! - говорю. - Ты хоть яйцо оставь. Что ты, побежишь к ребятам с яйцом?
Мишка вернулся и положил яйцо в инкубатор. В это время к нам пришёл Костя.
А у нас уже есть цыплёнок! - закричал Мишка.
Честное слово!
Где же он?
А вот посмотри!
Мишка открыл инкубатор. Костя заглянул в него:
Где же цыплёнок? Тут одни только яйца лежат.
Мишка забыл, куда сунул яйцо с наклевкой, и никак не мог отыскать его среди остальных яиц. Наконец он его нашёл и показал Косте.
Братцы! Да там ведь самый настоящий цыплячий нос торчит! - закричал Костя.
А ты думал, что мы тебе какой-нибудь фокус показываем?.. Конечно, настоящий!
Сейчас, братцы! Вы это яйцо держите покрепче, а я побегу за ребятами! - закричал Костя.
Беги, беги, а то ребята совсем уже перестали верить в цыплят. Никто и не зашёл за весь вечер ни разу.
Да они все у меня сидят и все ещё верят, только они боятся беспокоить вас и каждый раз меня посылают узнать, как дела.
Почему же они боятся?
Ну, они ведь понимают, что вам не до них. Вам-то небось и без ребят было тошно.
Костя бросился к двери, и мы слышали, как он загремел вниз по лестнице.
Батюшки-матушки! - закричал вдруг Мишка. - А я ещё маме ничего не сказал!
Он побежал звать маму, а я схватил яйцо и побежал показать своей маме. Мама посмотрела и велела положить яйцо обратно в инкубатор, потому что оно может остыть и тогда цыплёнок простудится.
Я прибежал обратно к Мишке, смотрю - он скачет по кухне как угорелый, а мама и папа стоят и смеются.
Мишка увидел меня и закричал:
Ты не видел, куда я сунул яйцо? Я весь инкубатор перерыл - нет нигде!
Какое яйцо? - спрашиваю я.
Ну какое… С цыплёнком!
Да вот оно, - говорю.
Мишка увидел у меня в руках яйцо:
Ах ты, растяпа! Схватил яйцо и убежал! А я тут ищу его.
Тише! - сказала Мишкина мама. - Столько шума из-за одного яйца.
Да ты посмотри, что за яйцо! Разве это простое яйцо? - ответил Мишка.
Мама взяла яйцо и стала разглядывать маленький клювик цыплёнка, который виднелся сквозь дырочку. Папа посмотрел тоже.
Хм! - усмехнулся он. - Удивительное дело!
Что же тут удивительного? - сказал с важностью Мишка. - Просто явление природы.
Сам ты явление природы! - засмеялся Мишкин папа. - В цыплёнке, конечно, удивительного ничего нет, а вот удивительно, как он у вас получился. Я был уверен, что у вас из этой затеи ничего не выйдет.
Почему же ты не сказал ничего?
А зачем говорить? Я думал, что вам полезнее заниматься делом, чем бегать по улице.
Тут на кухню явилась Майка. Платье на ней было надето задом наперёд, ботинки - на босу ногу. Она уже легла спать, но услышала про цыплёнка и тоже захотела посмотреть, поэтому она очень спешила и оделась кое-как. Мы дали ей на минуточку подержать яйцо. Она стала заглядывать в дырочку одним глазом. В это время цыплёнок высунул клюв.
Он меня клюнуть хотел! - закричала Майка. - Ишь ты какой! Не успел из яйца вылезти, а уже дерётся.
Ну нечего тут на цыплят кричать! - сказал Мишка. Он отнял у неё яйцо и положил в инкубатор. Вдруг на лестнице послышался шум и топанье ног. Кухня быстро наполнилась ребятами. Яйцо снова пошло по рукам. Каждому обязательно хотелось заглянуть в дырочку и увидеть цыплёнка.
Братцы, - надрывался Мишка, - отдайте яйцо! Ему ведь надо в инкубаторе лежать - цыплёнок простудится!
Но никто не слушался.
Насилу мы отняли у ребят это яйцо и положили в инкубатор.
А на других яйцах нет наклевок? - спросил Витя. Мы принялись осматривать другие яйца, но наклевок больше не было.
Нет, только номер пятый наклюнулся, остальные яйца без наклевок, - ответил Мишка.
Может быть, они тоже наклюнутся? - говорили ребята.
Ничего, - сказал Мишка, сияя от радости. - Если у нас выведется только один цыплёнок, я и то буду доволен. Всё-таки мы недаром трудились. Вот он, результат!
Ребята, - сказал Сеня Бобров, - может быть, надо разломать скорлупу и выпустить цыплёнка на волю? Ему ведь тесно в яйце сидеть.
Что ты! - ответил Мишка. - Нельзя скорлупу ломать. У цыплёнка кожа ещё слишком нежная, можно её поцарапать.
Ребята долго не расходились. Каждому хотелось увидеть, как цыплёнок выберется из яйца, но было уже очень поздно, и им пришлось уйти домой.
Ничего, ребята, - говорил на прощание Мишка, - это ещё не все! Наверно, кроме этого, и другие яйца наклюнутся.
Когда ребята разошлись, Мишка осмотрел ещё раз яйца и нашёл ещё на одном наклевку.
Смотри, - закричал он, - номер одиннадцатый наклюнулся!
Я посмотрел: яйцо, на котором была написана цифра «одиннадцать», тоже было с наклевкой.
Ах, какая досада, что ребята ушли! - говорю я. - Теперь уже поздно за ними бежать.
Да, жалко! - пробормотал Мишка. - Ну ничего, завтра увидят уже готовых цыплят.
Мы сидели у инкубатора и упивались счастьем.
Это только мы с тобой такие счастливые! - говорил Мишка. - Не каждому небось выпадает такое счастье!
Наступила ночь.
Все давно уже спали, но нам с Мишкой даже не хотелось спать.
Время бежало быстро. Часа в два ночи наклюнулись ещё два яйца: номер восьмой и десятый. А когда мы заглянули в инкубатор в следующий раз, то даже ахнули от изумления. Посреди яиц барахтался маленький новорождённый цыплёнок. Он пытался подняться на своих лапках, но всё время шатался и падал.
От счастья у меня захватило дыхание, сердце сильно забилось в груди.
Я поскорее взял цыплёночка в руки. Он был ещё мокренький и какой-то облезлый. Вместо перьев на нём были рыжие волосики, которые прилипли к его тонкой, нежной розовой кожице.
Мишка поскорее открыл кастрюлю, из которой мы сделали грелку.
Я посадил цыплёнка в кастрюлю. Мы подлили в чугунок горячей воды, чтобы цыплёнку было теплее.
Теперь он высохнет, обогреется и станет совсем хорошим, - говорил Мишка.
Он вынул из инкубатора две половинки скорлупы, из которой вылупился цыплёнок, и сказал:
Удивительно, как в такой маленькой скорлупе мог помещаться такой огромный цыплёнок!
А цыплёнок на самом деле казался огромным по сравнению с маленькой скорлупой, из которой он вылупился. Он ведь лежал в скорлупе скрюченный, с поджатыми лапками, с подвёрнутой головой, а теперь он расправился, вытянул шею и стоял на своих маленьких ножках.
Мишка принялся рассматривать обе половинки скорлупы и вдруг как закричит:
Да это ведь не тот цыплёнок!
Как «не тот»?
Ну, не тот, не первый! Первый наклюнулся номер пятый, а этот одиннадцатый.
На скорлупе в самом деле была написана цифра «одиннадцать».
Мы заглянули в инкубатор. Номер пятый по-прежнему лежал на месте.
Что ж это он? - говорю я. - Раньше всех наклюнулся, а вылезать не хочет.
Наверно, он слабенький и не может сам разломать скорлупу, - сказал Мишка. - Пусть полежит ещё и наберётся побольше сил.
Наша ошибка
За всеми хлопотами мы даже не заметили, как наступило утро. Взошло солнышко и стало светить в окно. На полу заиграли солнечные зайчики, и вся кухня наполнилась радостным светом.
Вот увидишь, сейчас придёт кто-нибудь из ребят, - сказал Мишка. - Они не вытерпят!
Не успел он это сказать, как пришли сразу двое - Женя и Костя.
Смотрите на чудо! - закричал Мишка и вытащил из кастрюли цыплёнка. - Вот оно, чудо природы! Ребята стали рассматривать цыплёнка.
А здесь ещё три наклевки! - хвастался Мишка. - Смотрите: номер пятый, восьмой и десятый.
Цыплёнок, видно, очень боялся холода. Когда мы держали его в руках, он начинал беспокоиться, а когда сажали обратно в грелку, сейчас же успокаивался.
А вы уже покормили его? - спросил Костя.
Что ты, что ты! - ответил Мишка. - Его ещё рано кормить. Цыплят начинают кормить только на следующий день.
А вы так и не спали всю ночь? - спросил нас Женя.
Нет. Куда уж тут спать, когда такие дела пошли!
Так вы ложитесь, а мы пока подежурим, - предложил Костя.
А вы разбудите нас, если новый цыплёнок выведется?
Конечно, разбудим.
Мы с Мишкой улеглись на кушетке и моментально заснули. По правде сказать, мне давно уже хотелось спать. Ребята разбудили нас часов в десять утра.
Вставайте смотреть чудо-юдо номер два! - закричал Костя.
Какое «чудо-юдо номер два»? - не понял я спросонок и огляделся по сторонам.
Вся кухня уже была полна ребят.
Вот оно, чудо! - закричали ребята и показали на грелку.
Мы с Мишкой вскочили и заглянули в кастрюлю. В ней оказалось уже два цыплёнка. Один из них был кругленький, пушистый и жёлтенький, как яичный желток. Совсем настоящий красавец!
Какой замечательный! - говорю я. - Почему же наш первый такой облезлый? Все засмеялись:
Да это и есть ваш первый.
Вот этот, пушистый.
Да нет! Наш вот тот, голенький.
Этот голенький только что вылупился. А первый уже обсох и стал пушистый.
Вот так чудеса! - говорю я. - Значит, и второй такой будет, когда обсохнет?
Конечно.
А какой номер вылупился? - спросил Мишка.
Как - какой номер? - не поняли ребята.
Ну, у нас все яйца ведь пронумерованы, - объяснил Мишка.
А мы и не посмотрели, из какого он номера вылез, - ответил Костя.
Можно проверить по скорлупе, - сказал я. - Там ведь скорлупа осталась.
Мишка открыл инкубатор и как закричит:
Батюшки! Да тут ещё два новорождённых! Все, толкая друг друга, бросились к инкубатору. Мишка осторожно вынул из инкубатора двух новых цыплят и показал нам.
Вот они, орлы! - с гордостью сказал он.
Мы усадили и этих цыплят в кастрюлю. Теперь их уже было четверо. Они все сидели кучкой и жались друг к дружке, чтобы было теплее.
Мишка вытащил из инкубатора оставшуюся скорлупу и стал разбирать, какие на ней были написаны номера.
Номер четвёртый, восьмой и десятый, - объявил он. - Только который из них какой?
Мы стали рассматривать трех новых цыплят, но теперь уже нельзя было узнать, из какой скорлупы они вывелись.
Все номера перепутались! - смеялись ребята.
А номер пятый так и лежит в инкубаторе? - говорю я.
Верно! - воскликнул Мишка. - Лежит! Что ж это он? Может быть, умер?
Мы достали яйцо номер пять из инкубатора и немного расширили наклевку.
Цыплёнок спокойно лежал в яйце и шевелил головкой.
Живой! - обрадовались мы и положили яйцо обратно.
Мишка проверил оставшиеся яйца и обнаружил новую наклевку, на третьем номере. Ребята смеялись и потирали от удовольствия руки.
Вот как пошли дела! - радовались они.
Тут пришла Майка. Мы стали показывать ей цыплят.
Вот этот мой! - сказала она и уже хотела схватить пушистого.
Постой, - говорю я. - Зачем хватаешь? Ему сидеть надо в грелке, а то простудится.
Ну, тогда я потом возьму. Только этот, пушистый, мой будет. Я не хочу голого.
В этот день было воскресенье. В школу никому не нужно было идти. Ребята весь день толпились у нас. Кто на стуле сидел, кто на кушетке. Мы с Мишкой сидели на самом почётном месте - возле инкубатора. Направо, возле плиты, стояла кастрюля с новорождёнными, на плите грелся чугунок с водой, на окне весело зеленел овёс в ящиках. Ребята шутили, смеялись, рассказывали разные интересные случаи из жизни.
В школе в этот день нам было особенно грустно. Все ребята как-то сочувственно поглядывали на нас, будто над нами стряслась какая-то особенная беда, а когда Сеня Бобров вздумал, по привычке, назвать нас "инкубаторщиками", то все на него набросились и стали стыдить. Нам с Мишкой даже было неловко.
- Пусть бы лучше ребята ругали нас, - говорил Мишка.
- За что же нас ругать?
- Ну, они столько работали из-за нас. Они имеют право сердиться.
После школы ребята наведались к нам, а потом уже весь день не приходил никто. Только Костя Девяткин иногда приходил. Он один еще не разочаровался в инкубаторе.
- Вот видишь, - говорил Мишка мне, - теперь все ребята на нас рассердились. А за что на нас сердиться? С каждым может случиться неудача.
- Ты ведь сам говорил, что они имеют право сердиться.
- Имеют! Конечно, имеют! - отвечал с раздражением Мишка. - Ты тоже имеешь право на меня сердиться. Это я во всем виноват.
- Почему ты виноват? Никто тебя не винит. Ни в чем ты не виноват, - ответил я.
- Нет, виноват. Только ты не очень сердись.
- Да за что же сердиться?
- Ну за то, что я такой неудачливый. Такое уж мое счастье, что я все порчу, к чему только не прикоснусь!
- Нет это я все порчу, - говорю я. - Я сам виноват во всем.
- Нет, я виноват: это я погубил цыплят.
- Как же ты мог погубить их?
- Я тебе расскажу, только ты не очень сердись, - сказал Мишка. - Один раз я под утро заснул и не уследил за градусником. Температура поднялась до сорока градусов. Я поскорее открыл инкубатор, чтоб яйца остыли, но они, видно, уже успели испортиться.
- Когда же это случилось?
- Пять дней назад.
Мишка взглянул на меня исподлобья. Лицо у него было виноватое и печальное,
- Можешь успокоиться, - говорю я ему, - яйца испортились гораздо раньше.
- Как - раньше?
- Еще до того, как ты проспал.
- Кто же их испортил?
- Я.
- Как?
- А я тоже проспал, а температура упала, и яйца погибли.
- Когда же это случилось?
- На десятый день.
- Что же ты до сих пор молчал?
- Ну, мне совестно было признаться. Я думал - может быть, это ничего и зародыши выживут, а они вот не выжили.
- Так, так, - пробормотал Мишка и сердито посмотрел на меня. - Значит, из-за того, что тебе совестно было признаться, все ребята должны были даром трудиться, а?
- Но я ведь думал, что как-нибудь обойдется. Все равно ребята сами бы решили продолжать дело, чтобы узнать, погибли зародыши или нет.
- "Сами решили"! - передразнил меня Мишка. - Вот и нужно было сказать, чтоб все вместе решили, а не решать самому за всех!
- Послушай, - говорю я, - что ты кричишь на меня? А разве ты сам сказал кому-нибудь, когда не уследил за температурой? Ты ведь тогда тоже решил за всех!
- Верно, - говорит Мишка. - Я свинья! Бейте меня!
- Никто тебя бить не собирается. А ребятам ты все-таки не говори про это, - сказал я.
- Завтра же расскажу! Про тебя я говорить ничего не буду, а про себя расскажу. Пусть все знают, какая я свинья! Пусть это будет как наказание мне!
- Ну, тогда и я все про себя расскажу, - говорю я.
- Нет, ты лучше не рассказывай.
- Почему?
- Ребята и так смеются, что мы с тобой все вдвоем делаем: и в школу ходим всегда вдвоем, и уроки учим вдвоем, и даже двойки получаем вдвоем. А теперь скажут: и на дежурстве проспали вдвоем.
- Ну и пусть, - говорю, - смеются. Что мне, легче будет, если только над тобой будут смеяться?
КОГДА ПОГАСЛА НАДЕЖДА
Печально закончился этот день, и опять наступил вечер. На кухне все было по-прежнему: инкубатор продолжал нагреваться, лампочка продолжала гореть, но надежда у нас совсем погасла. Мишка молча сидел и вертел в руках яйцо. Мы долго думали, разбить его или пока подождать. Вдруг Мишка испуганно посмотрел на меня. Мне показалось, что он увидел позади меня что-то страшное. Я оглянулся. Позади ничего не было. Я снова взглянул на Мишку.
- Смотри! - прохрипел он и протянул мне яйцо, которое было у него в руках.
Сначала я не разглядел ничего, но потом заметил, что в одном месте яйцо треснуло и как будто бы надломилось изнутри.
- Что это? - говорю. - Может быть, ты сам ударил яйцо нечаянно?
Мишка отрицательно замотал Головой.
- Тогда что ж это может быть? Наклевка?
Мишка молча закивал головой.
- Почему ты так в этом уверен? Мишка пожал плечами:
- Сам не знаю...
Я осторожно приподнял надломленную скорлупу ногтем. В яйце получилась дырочка. Из нее на минуточку высунулся желтенький носик цыпленка и сейчас же спрятался обратно.
От радости мы с Мишкой не могли вымолвить ни одного слова и молча бросились обнимать друг друга.
- Вот так чудо! - закричал Мишка и залился счастливым смехом. - Ну, куда нам теперь бежать? Куда бежать?
- Постой! - говорю. - Куда бежать? Зачем бежать?
- Ну, надо бежать, сказать ребятам! Мишка бросился к двери.
- Постой! - говорю. - Ты хоть яйцо оставь. Что ты, побежишь к ребятам с яйцом?
Мишка вернулся и положил яйцо в инкубатор. В это время к нам пришел Костя.
- А у нас уже есть цыпленок! - закричал Мишка.
- Врете!
- Честное слово!
- Где же он?
- А вот посмотри!
Мишка открыл инкубатор. Костя заглянул в него:
- Где же цыпленок? Тут одни только яйца лежат.
Мишка забыл, куда сунул яйцо с наклевкой, и никак не мог отыскать его среди остальных яиц. Наконец он его нашел и показал Косте.
- Братцы! Да там ведь самый настоящий цыплячий нос торчит! - закричал Костя.
- А ты думал, что мы тебе какой-нибудь фокус показываем?.. Конечно, настоящий!
- Сейчас, братцы! Вы это яйцо держите покрепче, а я побегу за ребятами! - закричал Костя.
- Беги, беги, а то ребята совсем уже перестали верить в цыплят. Никто и не зашел за весь вечер ни разу.
- Да они все у меня сидят и все еще верят, только они боятся беспокоить вас и каждый раз меня посылают узнать, как дела.
- Почему же они боятся?
- Ну, они ведь понимают, что вам не до них. Вам-то небось и без ребят было тошно.
Костя бросился к двери, и мы слышали, как он загремел вниз по лестнице.
- Батюшки-матушки! - закричал вдруг Мишка. - А я еще маме ничего не сказал!
Он побежал звать маму, а я схватил яйцо и побежал показать своей маме. Мама посмотрела и велела положить яйцо обратно в инкубатор, потому что оно может остыть и тогда цыпленок простудится.
Я прибежал обратно к Мишке, смотрю - он скачет по кухне как угорелый, а мама и папа стоят и смеются.
Мишка увидел меня и закричал:
- Ты не видел, куда я сунул яйцо? Я весь инкубатор перерыл - нет нигде!
- Какое яйцо? - спрашиваю я.
- Ну какое... С цыпленком!
- Да вот оно, - говорю.
Мишка увидел у меня в руках яйцо:
- Ах ты, растяпа! Схватил яйцо и убежал! А я тут ищу его.
- Тише! - сказала Мишкина мама. - Столько шума из-за одного яйца.
- Да ты посмотри, что за яйцо! Разве это простое яйцо? - ответил Мишка.
Мама взяла яйцо и стала разглядывать маленький клювик цыпленка, который виднелся сквозь дырочку. Папа посмотрел тоже.
- Хм! - усмехнулся он. - Удивительное дело!
- Что же тут удивительного? - сказал с важностью Мишка. - Просто явление природы.
Сам ты явление природы! - засмеялся Мишкин папа. - В цыпленке, конечно, удивительного ничего нет, а вот удивительно, как он у вас получился. Я был уверен, что у вас из этой затеи ничего не выйдет.
- Почему же ты не сказал ничего?
- А зачем говорить? Я думал, что вам полезнее заниматься делом, чем бегать по улице.
Тут на кухню явилась Майка. Платье на ней было надето задом наперед, ботинки - на босу ногу. Она уже легла спать, но услышала про цыпленка и тоже захотела посмотреть, поэтому она очень спешила и оделась кое-как. Мы дали ей на минуточку подержать яйцо. Она стала заглядывать в дырочку одним глазом. В это время цыпленок высунул клюв.
- Он меня клюнуть хотел! - закричала Майка. - Ишь ты какой! Не успел из яйца вылезти, а уже дерется.
- Ну нечего тут на цыплят кричать! - сказал Мишка. Он отнял у нее яйцо и положил в инкубатор. Вдруг на лестнице послышался шум и топанье ног. Кухня быстро наполнилась ребятами. Яйцо снова пошло по рукам. Каждому обязательно хотелось заглянуть в дырочку и увидеть цыпленка.
- Братцы, - надрывался Мишка, - отдайте яйцо! Ему ведь надо в инкубаторе лежать - цыпленок простудится!
Но никто не слушался.
Насилу мы отняли у ребят это яйцо и положили в инкубатор.
- А на других яйцах нет наклевок? - спросил Витя. Мы принялись осматривать другие яйца, но наклевок больше не было.
- Нет, только номер пятый наклюнулся, остальные яйца без наклевок, - ответил Мишка.
- Может быть, они тоже наклюнутся? - говорили ребята.
- Ничего, - сказал Мишка, сияя от радости. - Если у нас выведется только один цыпленок, я и то буду доволен. Все-таки мы недаром трудились. Вот он, результат!
- Ребята, - сказал Сеня Бобров, - может быть, надо разломать скорлупу и выпустить цыпленка на волю? Ему ведь тесно в яйце сидеть.
- Что ты! - ответил Мишка. - Нельзя скорлупу ломать. У цыпленка кожа еще слишком нежная, можно ее поцарапать.
Ребята долго не расходились. Каждому хотелось увидеть, как цыпленок выберется из яйца, но было уже очень поздно, и им пришлось уйти домой.
- Ничего, ребята, - говорил на прощание Мишка, - это еще не все! Наверно, кроме этого, и другие яйца наклюнутся.
Когда ребята разошлись, Мишка осмотрел еще раз яйца и нашел еще на одном наклевку.
- Смотри, - закричал он, - номер одиннадцатый наклюнулся!
Я посмотрел: яйцо, на котором была написана цифра "одиннадцать", тоже было с наклевкой.
- Ах, какая досада, что ребята ушли! - говорю я. - Теперь уже поздно за ними бежать.
- Да, жалко! - пробормотал Мишка. - Ну ничего, завтра увидят уже готовых цыплят.
Мы сидели у инкубатора и упивались счастьем.
- Это только мы с тобой такие счастливые! - говорил Мишка. - Не каждому небось выпадает такое счастье!
Наступила ночь.
Все давно уже спали, но нам с Мишкой даже не хотелось спать.
Время бежало быстро. Часа в два ночи наклюнулись еще два яйца: номер восьмой и десятый. А когда мы заглянули в инкубатор в следующий раз, то даже ахнули от изумления. Посреди яиц барахтался маленький новорожденный цыпленок. Он пытался подняться на своих лапках, но все время шатался и падал.
От счастья у меня захватило дыхание, сердце сильно забилось в груди.
Я поскорее взял цыпленочка в руки. Он был еще мокренький и какой-то облезлый. Вместо перьев на нем были рыжие волосики, которые прилипли к его тонкой, нежной розовой кожице.
Мишка поскорее открыл кастрюлю, из которой мы сделали грелку.
Я посадил цыпленка в кастрюлю. Мы подлили в чугунок горячей воды, чтобы цыпленку было теплее.
- Теперь он высохнет, обогреется и станет совсем хорошим, - говорил Мишка.
Он вынул из инкубатора две половинки скорлупы, из которой вылупился цыпленок, и сказал:
- Удивительно, как в такой маленькой скорлупе мог помещаться такой огромный цыпленок!
А цыпленок на самом деле казался огромным по сравнению с маленькой скорлупой, из которой он вылупился. Он ведь лежал в скорлупе скрюченный, с поджатыми лапками, с подвернутой головой, а теперь он расправился, вытянул шею и стоял на своих маленьких ножках.
Мишка принялся рассматривать обе половинки скорлупы и вдруг как закричит:
- Да это ведь не тот цыпленок!
- Как "не тот"?
- Ну, не тот, не первый! Первый наклюнулся номер пятый, а этот одиннадцатый.
На скорлупе в самом деле была написана цифра "одиннадцать".
Мы заглянули в инкубатор. Номер пятый по-прежнему лежал на месте.
- Что ж это он? - говорю я. - Раньше всех наклюнулся, а вылезать не хочет.
- Наверно, он слабенький и не может сам разломать скорлупу, - сказал Мишка. - Пусть полежит еще и наберется побольше сил.
НАША ОШИБКА
За всеми хлопотами мы даже не заметили, как наступило утро. Взошло солнышко и стало светить в окно. На полу заиграли солнечные зайчики, и вся кухня наполнилась радостным светом.
- Вот увидишь, сейчас придет кто-нибудь из ребят, - сказал Мишка. - Они не вытерпят!
Не успел он это сказать, как пришли сразу двое - Женя и Костя.
- Смотрите на чудо! - закричал Мишка и вытащил из кастрюли цыпленка. - Вот оно, чудо природы! Ребята стали рассматривать цыпленка.
- А здесь еще три наклевки! - хвастался Мишка. - Смотрите: номер пятый, восьмой и десятый.
Цыпленок, видно, очень боялся холода. Когда мы держали его в руках, он начинал беспокоиться, а когда сажали обратно в грелку, сейчас же успокаивался.
- А вы уже покормили его? - спросил Костя.
- Что ты, что ты! - ответил Мишка. - Его еще рано кормить. Цыплят начинают кормить только на следующий день.
- А вы так и не спали всю ночь? - спросил нас Женя.
- Нет. Куда уж тут спать, когда такие дела пошли!
- Так вы ложитесь, а мы пока подежурим, - предложил Костя.
- А вы разбудите нас, если новый цыпленок выведется?
- Конечно, разбудим.
Мы с Мишкой улеглись на кушетке и моментально заснули. По правде сказать, мне давно уже хотелось спать. Ребята разбудили нас часов в десять утра.
- Вставайте смотреть чудо-юдо номер два! - закричал Костя.
- Какое "чудо-юдо номер два"? - не понял я спросонок и огляделся по сторонам.
Вся кухня уже была полна ребят.
- Вот оно, чудо! - закричали ребята и показали на грелку.
Мы с Мишкой вскочили и заглянули в кастрюлю. В ней оказалось уже два цыпленка. Один из них был кругленький, пушистый и желтенький, как яичный желток. Совсем настоящий красавец!
- Какой замечательный! - говорю я. - Почему же наш первый такой облезлый? Все засмеялись:
- Да это и есть ваш первый.
- Какой?
- Вот этот, пушистый.
- Да нет! Наш вот тот, голенький.
- Этот голенький только что вылупился. А первый уже обсох и стал пушистый.
- Вот так чудеса! - говорю я. - Значит, и второй такой будет, когда обсохнет?
- Конечно.
- А какой номер вылупился? - спросил Мишка.
- Как - какой номер? - не поняли ребята.
- Ну, у нас все яйца ведь пронумерованы, - объяснил Мишка.
- А мы и не посмотрели, из какого он номера вылез, - ответил Костя.
- Можно проверить по скорлупе, - сказал я. - Там ведь скорлупа осталась.
Страница 1 из 2
Печально закончился этот день, и опять наступил вечер. На кухне всё было по‑прежнему: инкубатор продолжал нагреваться, лампочка продолжала гореть, но надежда у нас совсем погасла. Мишка молча сидел и вертел в руках яйцо. Мы долго думали, разбить его или пока подождать. Вдруг Мишка испуганно посмотрел на меня. Мне показалось, что он увидел позади меня что‑то страшное. Я оглянулся. Позади ничего не было. Я снова взглянул на Мишку.
– Смотри! – прохрипел он и протянул мне яйцо, которое было у него в руках.
Сначала я не разглядел ничего, но потом заметил, что в одном месте яйцо треснуло и как будто бы надломилось изнутри.
– Что это? – говорю. – Может быть, ты сам ударил яйцо нечаянно?
Мишка отрицательно замотал головой.
– Тогда что ж это может быть? Наклевка?
Мишка молча закивал головой.
– Почему ты так в этом уверен? Мишка пожал плечами:
– Сам не знаю…
Я осторожно приподнял надломленную скорлупу ногтем. В яйце получилась дырочка. Из неё на минуточку высунулся жёлтенький носик цыплёнка и сейчас же спрятался обратно.
От радости мы с Мишкой не могли вымолвить ни одного слова и молча бросились обнимать друг друга.
– Вот так чудо! – закричал Мишка и залился счастливым смехом. – Ну, куда нам теперь бежать? Куда бежать?
– Постой! – говорю. – Куда бежать? Зачем бежать?
– Ну, надо бежать, сказать ребятам! Мишка бросился к двери.
– Постой! – говорю. – Ты хоть яйцо оставь. Что ты, побежишь к ребятам с яйцом?
Мишка вернулся и положил яйцо в инкубатор. В это время к нам пришёл Костя.
– А у нас уже есть цыплёнок! – закричал Мишка.
– Честное слово!
– Где же он?
– А вот посмотри!
Мишка открыл инкубатор. Костя заглянул в него:
– Где же цыплёнок? Тут одни только яйца лежат.
Мишка забыл, куда сунул яйцо с наклевкой, и никак не мог отыскать его среди остальных яиц. Наконец он его нашёл и показал Косте.
– Братцы! Да там ведь самый настоящий цыплячий нос торчит! – закричал Костя.
– А ты думал, что мы тебе какой‑нибудь фокус показываем?.. Конечно, настоящий!
– Сейчас, братцы! Вы это яйцо держите покрепче, а я побегу за ребятами! – закричал Костя.
– Беги, беги, а то ребята совсем уже перестали верить в цыплят. Никто и не зашёл за весь вечер ни разу.
– Да они все у меня сидят и все ещё верят, только они боятся беспокоить вас и каждый раз меня посылают узнать, как дела.
– Почему же они боятся?
– Ну, они ведь понимают, что вам не до них. Вам‑то небось и без ребят было тошно.
Костя бросился к двери, и мы слышали, как он загремел вниз по лестнице.
– Батюшки‑матушки! – закричал вдруг Мишка. – А я ещё маме ничего не сказал!
Он побежал звать маму, а я схватил яйцо и побежал показать своей маме. Мама посмотрела и велела положить яйцо обратно в инкубатор, потому что оно может остыть и тогда цыплёнок простудится.
Я прибежал обратно к Мишке, смотрю – он скачет по кухне как угорелый, а мама и папа стоят и смеются.
Мишка увидел меня и закричал:
– Ты не видел, куда я сунул яйцо? Я весь инкубатор перерыл – нет нигде!
– Какое яйцо? – спрашиваю я.
– Ну какое… С цыплёнком!
– Да вот оно, – говорю.
Мишка увидел у меня в руках яйцо:
– Ах ты, растяпа! Схватил яйцо и убежал! А я тут ищу его.
– Тише! – сказала Мишкина мама. – Столько шума из‑за одного яйца.
– Да ты посмотри, что за яйцо! Разве это простое яйцо? – ответил Мишка.
Мама взяла яйцо и стала разглядывать маленький клювик цыплёнка, который виднелся сквозь дырочку. Папа посмотрел тоже.
– Хм! – усмехнулся он. – Удивительное дело!
– Что же тут удивительного? – сказал с важностью Мишка. – Просто явление природы.
Мы накрыли инкубатор крышкой, вставили в отверстие градусник и уже хотели зажечь лампу, но тут Мишка сказал.
Надо подумать, все ли мы правильно сделали. Может быть, сначала надо нагреть инкубатор, а потом класть в него яйца?
Вот этого я уж не знаю, - говорю я. - Надо почитать. Наверно, в книге написано.
Ты знаешь: мы чуть не задушили их!
Яйца. Они, оказывается, живые.
Что ты! Яйца живые? - удивился я.
Правда, правда! Вот почитай: «Яйца - это живые существа. Только жизнь незаметна в них. Она как будто дремлет внутри яйца. Но, если яйцо начать нагревать, жизнь пробуждается, и внутри яйца станет развиваться зародыш, который постепенно превращается в маленького птенца. Как и все живые существа, яйца дышат…» Понял? Мы с тобой дышим, и яйца дышат.
Сказки! - говорю я. - Мы с тобой дышим ртом, а яйца чем дышат? Где у них рот?
Мы с тобой дышим не ртом, а лёгкими, - говорит Мишка. - Воздух попадает к нам в лёгкие через рот, а яйца дышат прямо через скорлупу. Воздух проходит сквозь скорлупу, и они дышат.
Ну и пусть себе дышат, - говорю я. - Разве мы не даём им дышать?
Да как же они могут дышать в коробке? Ведь при дыхании выделяется углекислый газ. Если ты залезешь в коробку и тебя в ней закрыть, то от твоего дыхания в коробке накопится много углекислого газа, и ты задохнёшься.
Зачем же я полезу в коробку? Очень мне нужно задыхаться! - говорю я.
Конечно, ты не полезешь… А яйца-то мы куда кладём? В коробку. Вот они и задохнутся в коробке.
Что же нам делать?
Надо устроить вентиляцию, - говорит Мишка. - В настоящих инкубаторах всегда делают вентиляцию.
Мы осторожно вынули из коробки все яйца и сложили их в корзину. Потом Мишка принёс сверло и провертел в инкубаторе несколько маленьких дырочек, чтобы углекислый газ мог выходить наружу.
Когда всё было сделано, мы уложили яйца обратно в коробку и снова накрыли крышкой.
Постой, - говорит Мишка. - Мы ведь так и не узнали, что нужно сделать сначала: нагреть инкубатор или положить яйца.
Опять у нас чепуха получается. Тут написано, что в инкубаторе должен быть влажный воздух, потому что если воздух будет сухой, то из яиц сквозь скорлупу будет испаряться много жидкости и зародыши могут погибнуть. В инкубатор всегда помещают сосуды с водой. Вода испаряется из сосудов, и воздух становится влажным.
Мы снова вынули из инкубатора яйца и решили поставить в него два стакана с водой. Но стаканы оказались слишком высокими, и крышка не закрывалась. Мы стали искать какую-нибудь другую посуду, но ничего подходящего не было. Тут Мишка вспомнил, что у его младшей сестрёнки Майки есть игрушечная деревянная посуда, и говорит:
Может быть, взять у Майки чашки от этой посуды?
Верно! - говорю я. - Тащи!
Мишка разыскал Майкину посуду и взял четыре деревянные чашки. Они оказались подходящими. Мы налили в них воды и поставили в инкубатор - в каждый угол по чашке - и стали укладывать яйца. Но теперь чашки заняли место, и все яйца не помещались. Укладывалось только двенадцать яиц, а три яйца никак не помещались.
Ну ладно, - говорит Мишка. - Хватит с нас двенадцати цыплят. Куда нам больше? На них корма сколько понадобится.
Тут пришла Майка, увидела в инкубаторе свои чашки и подняла крик.
Послушай, - говорю я, - мы ведь не навсегда берём. Через двадцать один день отдадим обратно, а за это, если хочешь, подарим тебе три яйца.
Зачем мне яйца? Они пустые!
Нет, не пустые. Они с желтком и с белком - все как следует.
Если б они с цыплятами были!
Ну, мы подарим тебе одного цыплёнка, когда выведутся.
А не обманете?
Нет, не обманем.
Майка согласилась, и мы её выпроводили.