Напишите сжатое изложение по заданному тексту. Учтите, что вы должны передать главное содержание как каждой микротемы, так и всего текста в целом. Объем изложения - не менее 70 слов. Пишите изложение аккуратно, разборчивым почерком.

Исходный текст

Не помню где, в воспоминаниях какого-нибудь революционера, я вычитал трогательную историю о травинке. Арестанту, заключенному в одиночке, принесли из большого мира стопу книг. Он стал читать книги и вдруг увидел, что к книжной стра-нице прилипло крохотное семечко. Непонятное волнение охватило его. В безжизненном каменном мешке арестант посмотрел на семечко другими глазами. Он понял, что перед ним на листе бумаги лежит величайшее чудо из всех возможных чудес, и оно помещается в крохотной, едва различимой соринке.

У арестанта появилась банка с землей. Дрожащими руками человек опустил семечко в землю. Семечко в конце концов проросло, и это очень обрадовало человека. Да и как могло не обрадовать! Чудо, к которому мы так привыкли только потому, что оно происходит вокруг нас всегда в миллионно-миллиардном повторении, начало происходить и развертываться на глазах у потрясенного узника. Кустик был красив, а вернее сказать - прекрасен. Он радовал глаз законченностью, стройностью и той ра-зумностью, которая не поддается анализу и объяснению, но которая воспринимается человеком, может быть, потому, что и сам он является ее частицей.

Арестант в воспоминаниях утверждал, что у него в жизни не было радости более полной и острой, нежели та, которую подарила ему земляника, выросшая в разбитой плошке. А между тем ласкать глаз человека, вливать тихую радость в его душу, смяг-чать его нрав, приносить успокоение и отдых - вот одно из побочных назначений всякого растения и в особенности цветка.

(По В.А. Солоухину)

Сжатое изложение

Где-то я вычитал трогательную историю о травинке. Арестанту принесли стопу книг. Читая, он увидел, что к книжной странице прилипло крохотное семечко. Арестант понял, что перед ним на листе бумаги лежит величайшее чудо, помещающееся в едва заметной соринке.

Он опустил семечко в банку с землей. Оно проросло, и это обрадовало человека, потому что в заточении на простые жизненные события смотрят по-другому. Зеле-ный кустик был для заключенного чудом, который радовал глаз разумностью, не поддающейся анализу и объяснению.

Арестант позже утверждал, что самую большую радость в жизни ему подарила земляника, выросшая в тюремной камере. Ласкать глаз человека, радовать душу, смягчать нрав, приносить успокоение и отдых - вот одно из назначений всякого растения, и в особенности цветка.

Не помню где, в воспоминаниях какого-нибудь революционера, я вычитал трогательную историю о травинке.
Арестанту, заключенному в одиночке, принесли из большого мира стопу книг. Кроме самого арестанта в камере не было ничего живого. Каменные стены, железная кровать, тюфяк, набитый мертвой теперь соломой, табуретка, сделанная из бывшего живого дерева.
Ученый человек тотчас прервет меня и скажет, что плесень в углу тоже есть жизнь и разные там бактерии в воздухе... Но не будем педантами. Забудем даже про то, что в тюремном тюфяке могли водиться совсем уж живые существа. Будем считать условно, что кроме самого арестанта никакой жизни в камере не было. И вот ему принесли стопу книг. Он стал книги читать и вдруг увидел, что к книжной странице прилипло крохотное, право же, меньше булавочной головки семечко. Арестант аккуратно это семечко отделил и положил на лист бумаги.
Непонятное волнение охватило его. Впрочем, если вду-маться, то волнение арестанта можно понять.
Как дышим воздухом, точно так же бездумно мы обдуваем головки одуванчиков, раздавливаем в пальцах созревшую ромашку, пересыпаем с ладони на ладонь сухое зерно, лузгаем семечки подсолнуха, щелкаем кедровые орешки.
Но в особенной обстановке, в безжизненном (как мы условились) каменном мешке, в оторванности от обыденной жизни планеты, арестант посмотрел на семечко другими глазами. Он понял, что перед ним на листе бумаги лежит величайшее чудо из всех возможных чудес и что все это поистине величайшее чудо (и в этом еще дополнительное чудо) помещается в крохотной, едва различимой соринке.
При своем тюремном досуге арестанту не трудно было вообразить, что, допустим, оголилась земля и осталось от бывшего пышного изобилия, от роскошного даже, как бы праздного зеленого царства, одно это, последнее, случайно прилипшее к книжной странице, семечко.
Ну да, в одной коричневой легковесной шелушинке могут скрываться гигантский сосновый ствол, крона, подобная зеленому облаку, и даже впоследствии целая сосно-вая роща. Или бело-розовые яблоневые сады, если взять глянцевое, лаковое, остренькое с одного конца зернышко яблока, или колосящееся пшеничное поле, если взять столь знакомое всем пшеничное зерно.
Но как узнать, что скрывается в семечке, если оно не знакомо нам по своему внешнему виду? Сумев увидеть и понять в семечке великое чудо, наше сознание невольно делает еще один шаг и тотчас натыкается на глухую, абсолютно черную, непроницаемую завесу, отделяющую нас от тайны тайн.
Если бы в распоряжение арестанта, обладающего та-инственным семечком, были отданы все современные хи-мические и физические лаборатории мира с их сложными реактивными, утонченными анализами и электронными микроскопами, если бы эти лаборатории изучили каждую клетку семени, если бы они после клетки добрались по-том до молекулы, до атома, до атомного ядра, если бы они даже расщепили все атомы, из которых составлено семя, они все же не сумели бы приподнять черной завесы и не узнали бы, какое растение (какой формы листья, ка-кого цвета, какого вкуса плоды) заключено в семечке, так просто лежащем на листе бумаги, перед вопрошающим, но бессильным взглядом человека.
Короче говоря, все ученые мира, вооруженные совре-менными знаниями и современной техникой, не смогли бы все равно помочь тому арестанту и прочитать ту програм-му, которая вложена в семечко и у которой только две судьбы в этом мире. Либо погибнуть вместе с семечком при неблагоприятных условиях, либо включиться, прийти в действие, в осуществление и тогда показать, проявиться и сделаться видимой для простого человеческого глаза. И тогда чудо превратилось бы в повседневность и будни: одуванчик, подорожник, ромашка с белыми лепестками, ядреная морковка или душистый укроп (порезать в суп).
Завеса остается непроницаемой.
Что из того, что мы вмешиваемся в жизнь растения, скрещиваем, создавая всякие черемухо-вишни, картофеле-томаты и много всего мичуринского. Все равно мы мани-пулируем при этом с видимыми результатами тайной программы, с цветами, почками, ветками, а не с самой про-граммой, зашифрованной надежным шифром.
Так радиотехник может уметь починить приемник, хо-рошо разбираясь в проволочках и гаечках, но ничего не знать о теоретической сущности радиоволн. Так наши пра-щуры пользовались огнем, не сознавая, что тут происхо-дит соединение веществ с кислородом, бурное окисление, сопровождаемое выделением тепла и света. Так мы поль-зуемся теплом и светом напропалую, все еще не зная их конечной, а вернее, начальной сути.
Но подобные рассуждения увели бы нас далеко, а главное, совсем развеяли бы ту обстановку романтичности и таинственности, которая создалась в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, когда заключенный обнаружил в книге неизвестное, случайное семечко. У заключен-ного не было другого способа разгадать тайну, кроме как посадить семечко в землю и предоставить дальнейшее са-мой природе.
Тюремный ли режим тех времен допускал подобные сантименты, по сговору ли со сторожем, но у арестанта появилась банка с землей. Дрожащими руками человек опустил семечко в землю, и оно тотчас потерялось в ней. Теперь, если бы человек снова захотел отыскать семечко и отдельно положить его на бумагу, то вряд ли ему это удалось. Семечко измазалось в земле, само стало как земля, слиплось, слилось с остальной массой, относительно огромной, если даже и всего-то земли было там треснутый негодный горшок.
В красивой классической легенде узник поливает цветок в темнице своими слезами. В нашем, не столь уж романтичном случае обошлось без слез, но можно было из своей кружки отдавать немного цветку. Впрочем, пока еще не цветку, а черной земле, хранящей тайну поглощенного ею семечка. ...

Сжатое изложение – вид работы, с которым учащимся предстоит встретиться при сдаче ОГЭ по русскому языку, поэтому необходимо готовиться к нему заблаговременно. Хорошо, если учащиеся на протяжении учёбы в 5-9 классах постепенно осваивали этот вид изложения. Если же нет, то учеников следует ознакомить с основными правилами написания таких видов работы, показать им приёмы сжатия текста, отработать на практике весь процесс написания сжатого изложения.

Данный вид работы позволяет проверить глубину понимания текста, умение выделять главную и второстепенную информацию, строить связное высказывание на основе сокращенного текста.

Основные требования к сжатому изложению:

• Информацию исходного текста нужно сократить и обобщить;
• Необходимо отразить основные мысли автора, искажение авторских суждений не допускается;
• Должна быть сохранена последовательность изложения содержания;
• Нужно передать микротемы исходного текста, их три; пропуск микротемы или нарушение абзацного членения ведёт к снижению оценки.

Кратко изложить прослушанный текст гораздо сложнее, чем текст прочитанный, поэтому при подготовке к написанию сжатого изложения имеет смысл потренироваться сокращать прочитанный текст, то есть тот, который вы восприняли визуально. Следующим этапом будет уже сокращение текста, воспринятого на слух, здесь можно воспользоваться аудиозаписями текстов.

Виды компрессии текста

При работе с текстом, воспринятым визуально, можно потренироваться сокращать текст различными способами. Существует несколько приёмов компрессии (то есть сжатия) текста:

Исключение.

В этом случае мы убираем из предложения несущественные подробности, второстепенную информацию. Исключаем повторы, синонимы, вводные и вставные конструкции, уточнения и пояснения. Например: Вчера вечером, на закате дня, я сидел на автобусной остановке, ожидая рейсовый автобус, на котором должны были приехать гости. – Вчера вечером я ждал на остановке автобус, чтобы встретить гостей.

Можно заменить однородные члены предложения обобщающим словом, прямую речь косвенной, сложного предложения простым, предложения или его части указательным местоимением и т. д. Например: Мария сказала: «Простите меня, я не хотела вас обидеть. Проходите к столу».– Мария извинилась и пригласила гостей к столу.

Объединение двух простых предложений или сложного и простого, сопровождающееся зачастую заменой или исключением. Например: Мы вместе ходили на рыбалку. Там, забросив удочки, мы подолгу разговаривали обо всём: о школе, о новом составе редакции газеты, о последних прочитанных книгах.– Мы вместе ходили на рыбалку и подолгу разговаривали обо всём.

Основные принципы сжатия текста:

• В результате сокращения должен получиться связный, логичный текст, а не его план или подробный пересказ.

В новом тексте должны быть сохранены все микротемы, основная мысль исходного текста.

При первом чтении текста постарайтесь сосредоточиться на восприятии текста, определении основной темы, микротем, идеи (основной мысли) текста. Можно ограничиться только прослушиванием, но можно и начать делать записи, тогда нужно обратить внимание на первые предложения каждого из трёх абзацев (между ними при чтении заметная пауза) и кратко записать их. Первое предложение – это абзацный зачин, часто именно в нём заключается смысл микротемы. Записи следует делать, оставляя места между строками, чтобы потом вписать туда необходимую информацию.

Между первым и вторым чтением отводится 5-7 минут для осмысления текста. В это время нужно кратко записать последовательность событий, восстановить ход рассуждений автора. Можно составить план, в котором определить микротемы.

При втором прослушивании проверьте правильность выделения абзацев, дополните и откорректируйте записанные материалы. Обратите особое внимание на даты, собственные наименования, цитаты, важные для передачи основной мысли текста. Зафиксируйте последовательность: в повествовании – начало события, его ход, кульминация, конец; в описании – предмет и его существенные признаки; в рассуждении – тезис, доказательства, вывод.

Выберите способы компрессии для каждой части текста и затем, используя эти способы, сократите текст, сохраняя главную информацию и все микротемы. После записи сжатого изложения проверьте, удалось ли сохранить связь между частями, авторский замысел. Перечитайте текст и посчитайте количество слов. Если их меньше 70-ти, подумайте, какую часть можно расширить.

После проверки содержания тщательно проверьте грамотность (наличие грамматических, речевых, орфографических, пунктуационных ошибок), перепишите сжатое изложение в чистовик.

Пример сжатия текста

Рассмотрим в качестве текста для сжатого изложения фрагмент статьи Д. С. Лихачёва «Цель и самооценка».

Исходный текст:

Когда человек сознательно или интуитивно выбирает себе в жизни какую-то цель, жизненную задачу, он вместе с тем невольно дает себе оценку. По тому, ради чего человек живет, можно судить и о его самооценке – низкой или высокой. Если человек ставит перед собой задачу приобрести все элементарные жизненные блага, он и оценивает себя на уровне этих материальных благ: как владельца машины последней марки, как хозяина роскошной дачи, как часть своего мебельного гарнитура… Если человек живет, чтобы приносить людям добро, облегчать их страдания при болезнях, давать людям радость, то он оценивает себя на уровне своей человечности. Он ставит перед собой цель, достойную человека.

Только сверхличная цель позволяет человеку прожить свою жизнь с достоинством и получить настоящую радость. Да, радость! Подумайте: если человек ставит себе задачей увеличивать в жизни добро, приносить людям счастье, – какие неудачи могут его постигнуть! Не тому помог, кому следовало бы? Но много ли людей не нуждаются в помощи. Если ты врач, то, может быть, поставил больному неправильный диагноз? Такое бывает и у самых лучших врачей. Но в сумме ты помог все-таки больше, чем не помог. От ошибок никто не застрахован. Но самая главная ошибка, ошибка роковая – неправильно выбранная главная задача в жизни. Не повысили в должности – огорченье. У кого-то лучшая мебель или лучшая машина – тоже огорченье, и еще какое!

Ставя себе задачей карьеру или приобретательство, человек испытывает гораздо больше огорчений, чем радостей, и рискует потерять все. А что может потерять человек, который радовался каждому своему доброму делу? Важно только, чтобы добро, которое человек делает, было бы его внутренней потребностью, шло от сердца, а не только от головы, не было бы «принципом», лишенным чувства доброты. Поэтому главной жизненной задачей должна быть обязательно задача сверхличностная, а не эгоистичная. Она должна диктоваться добротой к людям, любовью к семье, к своему городу, к своему народу, к своей стране, к ее великому прошлому, ко всему человечеству.

Использование приемов компрессии

Фрагмент состоит из трёх абзацев-микротем, которые можно озаглавить следующим образом:

• Жизненная цель – самооценка человека.
• Сверхличная цель позволяет человеку прожить жизнь достойно.
• Главной жизненной задачей должна быть сверхличностная, диктуемая добротой и любовью.

1-ый абзац: Используя исключение и замену, получаем:

2-ой абзац: В результате компрессии методом исключения получаем:

3-ий абзац: В этом абзаце самая важная информация, поэтому большую часть оставляем, в начале абзаца используем слияние, последнее предложение сокращаем путём замены и исключения:

Сжатое изложение:

Когда человек выбирает себе в жизни цель, он вместе с тем дает себе оценку. Если человек ставит перед собой задачу приобрести все элементарные жизненные блага, он и оценивает себя на их уровне. Если человек живет, чтобы приносить людям добро, то он оценивает себя на уровне своей человечности. Это цель, достойная человека.

Только сверхличная цель позволяет человеку прожить свою жизнь с достоинством. Если человек ставит себе задачей увеличивать в жизни добро, какие неудачи могут его постигнуть? От ошибок никто не застрахован. Но самая главная ошибка – неправильно выбранная главная задача в жизни.

Ставя себе задачей карьеру или приобретательство, человек испытывает больше огорчений, чем радостей, в отличие от человека, который радовался каждому своему доброму делу. Важно только, чтобы добро, которое человек делает, шло от сердца. Поэтому главной жизненной задачей должна быть задача сверхличностная, а не эгоистичная. Она должна диктоваться добротой и любовью.

Оценивание результата

Приёмы сжатия оцениваются тоже по отношению к микротемам: если один или несколько приёмов сжатия были использованы во всех микротемах, то это даёт максимальные 3 балла, соответственно в двух микротемах – 2 балла, в одной микротеме – 1 балл. Если приёмы компрессии не использовались вообще – 0 баллов.

Третий критерий – оценивание смысловой цельности, связности и последовательности получившегося текста. Здесь учитывается правильность деления текста на абзацы, отсутствие логических ошибок. Максимальное количество баллов – 2. Одна логическая ошибка или одно нарушение деления на абзацы позволяет получить один балл, если нарушений больше – 0 баллов.

Таким образом за содержание сжатого изложения максимальное количество баллов равняется 7.

Грамотность оценивается по критериям, указывающим допустимое количество орфографических, пунктуационных, грамматических, речевых ошибок. Кроме того, оценивается фактическая точность высказывания. Если в работе не больше двух орфографических, двух пунктуационных, двух речевых, одной грамматической и нет ошибок в понимании и употреблении терминов, а также отсутствуют фактические ошибки, то по этим критериям ученик получает максимальные 10 баллов.

В общем, в сумме, учащийся может получить за написание изложения максимально 17 баллов.

Не помню где, в воспоминаниях какого-нибудь революционера, я вычитал трогательную историю о травинке.
Арестанту, заключенному в одиночке, принесли из большого мира стопу книг. Кроме самого арестанта в камере не было ничего живого. Каменные стены, железная кровать, тюфяк, набитый мертвой теперь соломой, табуретка, сделанная из бывшего живого дерева.
Ученый человек тотчас прервет меня и скажет, что плесень в углу тоже есть жизнь и разные там бактерии в воздухе... Но не будем педантами. Забудем даже про то, что в тюремном тюфяке могли водиться совсем уж живые существа. Будем считать условно, что кроме самого арестанта никакой жизни в камере не было. И вот ему принесли стопу книг. Он стал книги читать и вдруг увидел, что к книжной странице прилипло крохотное, право же, меньше булавочной головки семечко. Арестант аккуратно это семечко отделил и положил на лист бумаги.
Непонятное волнение охватило его. Впрочем, если вду-маться, то волнение арестанта можно понять.
Как дышим воздухом, точно так же бездумно мы обдуваем головки одуванчиков, раздавливаем в пальцах созревшую ромашку, пересыпаем с ладони на ладонь сухое зерно, лузгаем семечки подсолнуха, щелкаем кедровые орешки.
Но в особенной обстановке, в безжизненном (как мы условились) каменном мешке, в оторванности от обыденной жизни планеты, арестант посмотрел на семечко другими глазами. Он понял, что перед ним на листе бумаги лежит величайшее чудо из всех возможных чудес и что все это поистине величайшее чудо (и в этом еще дополнительное чудо) помещается в крохотной, едва различимой соринке.
При своем тюремном досуге арестанту не трудно было вообразить, что, допустим, оголилась земля и осталось от бывшего пышного изобилия, от роскошного даже, как бы праздного зеленого царства, одно это, последнее, случайно прилипшее к книжной странице, семечко.
Ну да, в одной коричневой легковесной шелушинке могут скрываться гигантский сосновый ствол, крона, подобная зеленому облаку, и даже впоследствии целая сосно-вая роща. Или бело-розовые яблоневые сады, если взять глянцевое, лаковое, остренькое с одного конца зернышко яблока, или колосящееся пшеничное поле, если взять столь знакомое всем пшеничное зерно.
Но как узнать, что скрывается в семечке, если оно не знакомо нам по своему внешнему виду? Сумев увидеть и понять в семечке великое чудо, наше сознание невольно делает еще один шаг и тотчас натыкается на глухую, абсолютно черную, непроницаемую завесу, отделяющую нас от тайны тайн.
Если бы в распоряжение арестанта, обладающего та-инственным семечком, были отданы все современные хи-мические и физические лаборатории мира с их сложными реактивными, утонченными анализами и электронными микроскопами, если бы эти лаборатории изучили каждую клетку семени, если бы они после клетки добрались по-том до молекулы, до атома, до атомного ядра, если бы они даже расщепили все атомы, из которых составлено семя, они все же не сумели бы приподнять черной завесы и не узнали бы, какое растение (какой формы листья, ка-кого цвета, какого вкуса плоды) заключено в семечке, так просто лежащем на листе бумаги, перед вопрошающим, но бессильным взглядом человека.
Короче говоря, все ученые мира, вооруженные совре-менными знаниями и современной техникой, не смогли бы все равно помочь тому арестанту и прочитать ту програм-му, которая вложена в семечко и у которой только две судьбы в этом мире. Либо погибнуть вместе с семечком при неблагоприятных условиях, либо включиться, прийти в действие, в осуществление и тогда показать, проявиться и сделаться видимой для простого человеческого глаза. И тогда чудо превратилось бы в повседневность и будни: одуванчик, подорожник, ромашка с белыми лепестками, ядреная морковка или душистый укроп (порезать в суп).
Завеса остается непроницаемой.
Что из того, что мы вмешиваемся в жизнь растения, скрещиваем, создавая всякие черемухо-вишни, картофеле-томаты и много всего мичуринского. Все равно мы мани-пулируем при этом с видимыми результатами тайной программы, с цветами, почками, ветками, а не с самой про-граммой, зашифрованной надежным шифром.
Так радиотехник может уметь починить приемник, хо-рошо разбираясь в проволочках и гаечках, но ничего не знать о теоретической сущности радиоволн. Так наши пра-щуры пользовались огнем, не сознавая, что тут происхо-дит соединение веществ с кислородом, бурное окисление, сопровождаемое выделением тепла и света. Так мы поль-зуемся теплом и светом напропалую, все еще не зная их конечной, а вернее, начальной сути.
Но подобные рассуждения увели бы нас далеко, а главное, совсем развеяли бы ту обстановку романтичности и таинственности, которая создалась в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, когда заключенный обнаружил в книге неизвестное, случайное семечко. У заключен-ного не было другого способа разгадать тайну, кроме как посадить семечко в землю и предоставить дальнейшее са-мой природе.
Тюремный ли режим тех времен допускал подобные сантименты, по сговору ли со сторожем, но у арестанта появилась банка с землей. Дрожащими руками человек опустил семечко в землю, и оно тотчас потерялось в ней. Теперь, если бы человек снова захотел отыскать семечко и отдельно положить его на бумагу, то вряд ли ему это удалось. Семечко измазалось в земле, само стало как земля, слиплось, слилось с остальной массой, относительно огромной, если даже и всего-то земли было там треснутый негодный горшок.
В красивой классической легенде узник поливает цветок в темнице своими слезами. В нашем, не столь уж романтичном случае обошлось без слез, но можно было из своей кружки отдавать немного цветку. Впрочем, пока еще не цветку, а черной земле, хранящей тайну поглощенного ею семечка. ...

Или же золототысячник появился у нас (название, конечно) в то время, когда наша интеллигенция стала изучать немецкий язык.

Но ведь у нас в истории были времена, когда - слава богу! - не было интеллигенции, а народ - слава богу! - был, и трава тоже - слава богу! Значит, наш народ как-то называл ее. Наши древляне не ждали, пока придут немцы и назовут эту траву, а мы потом переведем ее на наш кодовый язык.

И я стал копаться. И докопался. Народ ее называет и до сих пор «игольник», «грыжник», «травенка» и «турецкая гвоздика» в зависимости от области, края.

Так же в свое время я интересовался происхождением названия «бессмертник». Оказывается, в этом опять виновата наша - на этот раз не интеллигенция, а аристократия. Привыкнув с детства балакать по-французски, они название этих цветов (травы) просто перевели с французского. Там она называется «иммортели», это в переводе и означает - «бессмертник». А наш великий народ называет эту траву «неувядка», «живучка». Куда там французикам тягаться с нами в любви к природе. «Бессмертник» и «неувядка» - канцелярщина и поэзия!

Еще нашел я тебе о траве в некоторых книгах. Вот «Записные книжки» Эффенди Капиева.

«Как бедны мы, горцы! Как беден наш язык! Виноград у нас называется «черный цветок», подсолнух у нас называется «пышный цветок», розу у нас зовут «многознающий цветок» (с. 198).

Это я привел для сравнения с нашими многообразными и многозначительными названиями трав. А теперь - Куприн:

«Для своего обихода, для своих несложных надобностей русский крестьянин обладает языком самым точным, самым ловким, самым выразительным и самым красивым, какой только можно себе представить. Счет, мера, вес, наименование цветов, трав…» (Куприн, «Бредень»).

Примечание: И это писал человек, знавший немецкий и французский!

Вы бы, мужички, сеяли мяту. Э… вы бы мяту сеяли (Лев Толстой, «Плоды просвещения»).

Примечание: Так аристократ Вово учил крестьян сельскому хозяйству.

Снова Куприн:

«Обхожу его (древнеримский цирк. - В. С. ) по барьеру. Кирпич звенит под ногами, как железный, кладка цементная, вековая, в трещинах выросла тонка трава, иглистая, жесткая, прочная, терпкая. Вот и теперь она лежит передо мной на письменном столе. Я без волнения не могу глядеть на нее» («Лазурный берег»).

«Потом Зоя затуманилась, развздыхалась и стала мечтательно вспоминать Великую неделю у себя в деревне.

Такие мы цветочки собирали, называются «сон». Синенькие такие, они первые из земли выходят. Мы делали из них отвар и красили яйца. Чудесный выходил синий цвет» («По-семейному»).

Примечание: Зоя - проститутка.

«Сегодня троица. По давнему обычаю, горничные заведения ранним утром, пока их барышни еще спят, купили на базаре целый воз осоки и разбросали ее, длинную, хрустящую под ногами, толстую траву, всюду: в коридорах, в кабинетах, в зале» («Яма»).

Примечание: У нас в Волгоградской области посыпают полы богородской травой, на Украине - чабрецом. Есть о травах и у Марко Поло, но я не выписывал, а память изменяет, начинается склероз. Да и читал-то я его лет сорок назад.

Жером Бок. «Книга трав» издана в 1557 году. Есть в нашей библиотеке. (В библиотеке Центрального Дома литераторов. - В. С. ) В ней много интересного, вплоть до средневекового салата из крапивы, листьев фиалки и репейника. Без уксуса (тогда еще не знали его) и без масла (оно в то время считалось роскошью). В салат для остроты прибавляли хрен.

Я еще покопаюсь в записных книжках. Привет!»

Существует точное человеческое наблюдение: воздух мы замечаем тогда, когда его начинает не хватать. Чтобы сделать это выражение совсем точным, надо бы вместо слова «замечать» употребить слово «дорожить». Действительно, мы не дорожим воздухом и не думаем о нем, пока нормально и беспрепятственно дышим. Но все же, неправда, - замечаем. Даже и наслаждаемся, когда потянет с юга теплой влагой, когда промыт он майским дождем, когда облагорожен грозовыми разрядами. Не всегда ведь мы дышим равнодушно и буднично. Бывают сладчайшие, драгоценные, памятные на всю жизнь глотки воздуха.

По обыденности, по нашей незамечаемости нет, пожалуй у воздуха никого на земле ближе, чем трава. Мы привыкли, что мир - зеленый. Ходим, мнем, затаптываем в грязь, сдираем гусеницами и колесами, срезаем лопатами, соскабливаем ножами бульдозеров, наглухо захлопываем бетонными плитами, заливаем горячим асфальтом, заваливаем железным, цементным, пластмассовым, кирпичным, бумажным, тряпичным хламом. Льем на траву бензин, мазут, керосин, кислоты и щелочи. Высыпать машину заводского шлака и накрыть и отгородить от солнца траву? Подумаешь! Сколько там травы? Десять квадратных метров. Не человека же засыпаем, траву. Вырастет в другом месте.

Однажды, когда кончилась зима и антифриз в машине был уже не нужен, я открыл краник и вся жидкость из радиатора вылилась на землю, там, где стояла машина - на лужайке под окнами нашего деревенского дома. Антифриз растекся продолговатой лужей, потом его смыло дождями, но на земле, оказывается, получился сильный ожог. Среди плотной мелкой травки, растущей на лужайке, образовалось зловещее черное пятно. Три года земля не могла залечить место ожога, и только потом уж плешина снова затянулась травой.

Под окном, конечно, заметно. Я жалел, что поступил неосторожно, испортил лужайку. Но ведь это под собственным окном! Каждый день ходишь мимо, видишь и вспоминаешь. Если же где-нибудь подальше от глаз, в овраге, на лесной опушке, в придорожной канаве, да, господи, мало ли на земле травы? Жалко ли ее? Ну, высыпали шлак (железные обрезки, щебень, бой-стекло, бетонное крошево), ну, придавили несколько миллионов травинок. Неужели такому высшему, по сравнению с травами, существу, как человек, думать и заботиться о таком ничтожестве, как травинка. Трава? Трава она и есть трава. Ее много. Она везде. В лесу, в поле, в степи, на горах, даже в пустыне… Разве что вот в пустыне ее поменьше. Начинаешь замечать, что, оказывается, может быть так: земля есть, а травы нет. Страшное, жуткое, безнадежное зрелище! Представляю себе человека в безграничной, бестравной пустыне, какой может оказаться после какой-нибудь космической или не космической катастрофы наша земля, обнаружившего на обугленной поверхности планеты единственный зеленый росточек, пробивающийся из мрака к солнцу.

Не помню где, в воспоминаниях какого-нибудь революционера, я вычитал трогательную историю о травинке.

Арестанту, заключенному в одиночке, принесли из большого мира стопу книг. Кроме самого арестанта в камере не было ничего живого. Каменные стены, железная кровать, тюфяк, набитый мертвой теперь соломой, табуретка, сделанная из бывшего живого дерева.

Ученый человек тотчас прервет меня и скажет, что плесень в углу тоже есть жизнь и разные там бактерии в воздухе… Но не будем педантами. Забудем даже про то, что в тюремном тюфяке могли водиться совсем уж живые существа. Будем считать условно, что кроме самого арестанта никакой жизни в камере не было. И вот ему принесли стопу книг. Он стал книги читать и вдруг увидел, что к книжной странице прилипло крохотное, право же, меньше булавочной головки семечко. Арестант аккуратно это семечко отделил и положил на лист бумаги.

Непонятное волнение охватило его. Впрочем, если вдуматься, то волнение арестанта можно понять.

Как дышим воздухом, точно так же бездумно мы обдуваем головки одуванчиков, раздавливаем в пальцах созревшую ромашку, пересыпаем с ладони на ладонь сухое зерно, лузгаем семечки подсолнуха, щелкаем кедровые орешки.

Но в особенной обстановке, в безжизненном (как мы условились) каменном мешке, в оторванности от обыденной жизни планеты, арестант посмотрел на семечко другими глазами. Он понял, что перед ним на листе бумаги лежит величайшее чудо из всех возможных чудес и что все это поистине величайшее чудо (и в этом еще дополнительное чудо) помещается в крохотной, едва различимой соринке.