И все же роль журналов и газет, передававших общественное мнение, с каждым днем становилась важнее. Они ведут политические обзоры (в которых, как правило, рассказывалось о событиях за рубежом) и «внутренние обозрения»; широко распространяется литературно-общественный фельетон. Журналистика отразила четкую расстановку классовых сил, запечатлела программы двух сложившихся лагерей: либерально-монархического и революционно-демократического, стала полем настоящих битв между ними.

Большинство изданий принадлежало к либерально-монархическому лагерю. Им противостояли «Современник», «Русское слово» и сатирический журнал «Искра».

В либерально-монархической журналистике 60-х годов следует различать издания либерально-западнические («Русский вестник» Каткова, «Отечественные записки» и «Библиотека для чтения», хотя направление их проявлялось менее отчетливо), либерально-славянофильские («Русская беседа» Кошелев и Филиппов, «Молва, «Парус», «День») и крайне правую, монархическую прессу («Журнал землевладельцев» Желтухин, «Земледельческая газета», «Домашняя беседа» Аскоченского, газета «Весть» Скарятин, Юматов).

В 1858 г., по данным, опубликованным «Современником», в России выходило 109 газет, ведомостей и листков и 95 журналов и повременных изданий ученых обществ, в том числе в Петербурге газет и ведомостей – 23 и журналов – 57, в Москве газет – 6 и журналов. И все это были издания, принадлежавшие в основном к либерально-монархическому лагерю.

Ему противостояла очень немногочисленная по количеству, но коренным образом отличающаяся по идейному содержанию группа революционно-демократических органов печати во главе с журналом «Современник». В ожесточенной борьбе с либерально-монархической прессой в эпоху 60-х годов «Современник», «Искра» и «Русское слово» утвердили принципы революционно-демократической идеологии, став предшественниками подлинно народной, пролетарской печати.

Журнал «Современник» 1850- 1860 гг.

В период начавшегося общественного подъема в России журнал «Современник» занял центральное место в ряду периодических изда­ний 60-х годов. Журнал был создан в 1836 году Пушкиным, а с 1847 принадлежал Некрасову и Панаеву. Созданный в 1836 г. Александром Сергеевичем Пуш­киным и получивший с 1847 г. вторую жизнь под руководством Нико­лая Алексеевича Некрасова и Ивана Ивановича Панаева, в условиях подготовки и проведения реформ он вновь оказался в авангарде об­щественно-литературной жизни, отстаивая в журналистике и лите­ратуре лучшие демократические традиции. В эти годы «Современ­ник» претерпел значительную внутреннюю эволюцию, в которой условно можно выделить три периода: вторая половина 1850-х годов: выработка нового направления, изменение круга сотрудников; 1859-1861 гг.: наиболее радикальные общественно-политические и литературные позиции журнала; 1862-1866 гг.: цензурные трудности, снижение тиража, посте­пенная утрата влияния.

Во второй половине 50-х годов, структура журнала претерпела изменение, количество отделов сокращалось, чтобы более полно представить публицистику. Структурные изменения закончились в 1859 году. В журнале осталось 2 отдела: в первом была беллетристика и статьи научного характера, а во втором – публицистика, критика, библиография.

Внутренней эволюции журнала в значительной степени способство­вало обновление круга сотрудников. Появление в 1854 г. в «Современни­ке» Николая Гавриловича Чернышевского имело важное значение в определении общественно-политического направления журнала. Уже первые его выступления в «Современнике» обратили на себя внимание определенностью и резкостью суждений. Здесь были опубликованы «очерки гоголевского периода русской литературы», где он давал характеристику ведущим критикам и журналистам 30-40х годов: Полевому, Сенковскому, Шевыреву, Надеждину, Белинскому (Чернышевский считал, что должен восстановить значение творчества Белинского). Из-за это статьи у Чернышевского развернулась полемика с многими изданиями, но наиболее полно на неё ответил Дружинин статьей «Критика гоголевского периода и наши к ней отношения» в «библиотеке для чтения».

Каждое выступление по вопросам литературы Чернышевский ис­пользовал для утверждения своих эстетических и общественных по­зиций. В «Заметках о журналах», которые критик вел в 1856-1857 гг., он давал обзоры «Отечественных записок», «Библиотеки для чтения», «Русской беседы», «Русского вестника» и других журналов, подвер­гал критике их направление, полемизируя с ними по отдельным про­блемам. Наиболее острой была полемика по вопросу об общине со сторонниками как либерально-буржуазных, так и славянофильских взглядов на общину.

Под влиянием нарастающего общественного подъема «Современ­ник» все более становится не только литературным журналом, но и общественно-политическим. В конце 1857 г. «Заметки о жур­налах» были заменены публицистическим «Внутренним обозрени­ем». Отделом критики с этого времени заведует Добролюбов. Чернышевский же занимается политической, экономической, философской и исторической темами.

Усиление позиций Чернышевского вызвало со­противление со стороны старых сотрудников «Современника» - А. В. Дружинина, В. П. Боткина, Д. В. Григоровича, И. С. Тургенева, которым были чужды его литературно-эстетические и политические идеи. Некоторые авторы стали покидать издание. Чтобы сохранить известные имена в журнале Некрасов заключил «обязательное соглашение» с Толстым, Тургеневым, Островским, Григоровичем, по соглашению они не могли печататься нигде, кроме «Современника», а за это помимо гонорара получали и долю доходов журнала. Таким образом, в «Современнике» создавалась редколлегия, в которую вхо­дили на одинаковых условиях два редактора (Некрасов и Панаев) и четыре исключительных сотрудника (Толстой, Тургенев, Островский и Григорович). Что очень не понравилось «Отечественным запискам», «Московским ведомостям», «Библиотеке для чтения» и другим журналам. Но соглашение не принесло желаемого результата, они предоставили в журнал мало материалов, они поняли, что «Современник стал для них чуждым. И соглашение было расторгнуто.

В условиях ожидания реформ важнейшим вопросом, объединившим редакцию, была поддержка правительственных начинаний. В 1856-1858 гг. «Со­временник» по своему направлению еще мало чем отличался от дру­гих либеральных изданий, приветствовавших царские рескрипты.

Позиции Чернышевского укрепились с приходом в редакцию Ни­колая Александровича Добролюбова, начавшего сотрудничество в журнале еще в 1856 г., а с 1857 г. возглавившего критико-библиографический отдел. Его первая статья в журнале «Собеседник любителей российского слова» привлекла внимание читателей самостоятельностью суждений, страстным об­личением эмпирического («библиографического») направления в истории литературы и критики. С первых публикаций в журнале До­бролюбов заявил о своей верности традиции Белинского, выступив за реализм и народность литературы, против эстетической критики. Наиболее развернуто его взгляды были представлены в статье «О сте­пени участия народности в развитии русской литературы», где он приветствует творчество Пушкина, Гоголя, Кольцова, Лермонтова. Исходным в системе взглядов Добролюбова являет­ся отрицание социального строя современной ему России, что об­наруживается в бескомпромиссности его критики, направленной против самодержавия и крепостничества, против их развращающего воздействия на все слои общества («Что такое обломовщина?»).

Приход Добролюбова в «Современник» спо­собствовал самоопределению журнала как органа демократии, его отношение к либералам, вполне удовлетворенным правительствен­ным курсом, было крайне скептическим.

Критика Добролюбова перерастала в социо­логическое и публицистическое исследование русской жизни, что обнаруживало ее слабость - опасность утилитарного подхода к ли­тературе как к средству, подчиненному публицистической задаче.

С середины 1858 г. Добролюбов вме­сте с Чернышевским, Некрасовым и Панаевым становится членом редакции «Современника». Многие авторы решили покинуть журнал из-за прихода Добролюбова. Журнал стал революционно-демократическим.

Статьи Чернышевского и Добролюбова читались с таким интересом и имели такое сильное влияние, что в сравнении с ними утрачивал уже свое былое значение беллетристи­ческий отдел журнала. Популярность журнала стала зависеть от критики и публицистики. В художественной литературе читатели проявляли все больший интерес к произведениям с острым социально-полити­ческим содержанием, с критикой действительности, с ярко и опреде­ленно выраженными демократическими и радикальными тенденция­ми. Редакция привлекла к сотрудничеству М. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. В. Успенского, здесь была опубликован роман «Хижина дяди Тома» Бичер-Стоун. .

Обсуждать актуальные проблемы, связанные с освобождением крестьян, лучше всего было в публицистических статьях. Не случай­но «Современник» как журнал общественно-политический склады­вается в середине 1858 г., когда стало возможным открытое обсужде­ние крестьянского вопроса. В последней книжке «Современника» за 1858 г. Чернышевский поме­стил одну из важнейших своих статей по крестьянскому вопросу - «Кри­тика философских предубеждений против общинного землевладения», в которой разоблачал характер будущей крестьянской реформы.

В 1859-1861 гг. со страниц «Современника» звучит тема револю­ции, которая поднимается в статьях Добролюбова «О распростране­нии трезвости в России», «Черты для характеристики русского про­стонародья», Чернышевского «Не начало ли перемены?», стихотворениях Некрасова, «Сатирах в прозе» Салтыкова-Щедрина. Ряд материалов журнала посвящен итальянскому революционеру Дж. Гарибальди, печатается поэма Т. Г. Шевченко «Гайдамаки» о борьбе украинских крестьян с польской шляхтой.

Сотрудники «Современника» выступали также с нелегальными прокламациями, воззваниями, брошюрами («Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» Чернышевского, «К молодому поколе­нию», «Русским солдатам от их доброжелателей поклон» и «Русским солдатам» Шелгунова, «Окончательное решение крестьянского во­проса» Серно-Соловьевича).

Значительную роль в усилении радикального направления «Современника» в 1859-1861 гг. сыграл сатирический отдел «Свисток», ини­циатором создания которого был Некрасов, основным автором - Добролюбов. В отделе принимали участие Чернышевский, Салты­ков-Щедрин, а также братья A.M. и В. М. Жемчужниковы и А. К. Тол­стой, выступавшие под псевдонимом Козьма Прутков. По своему идейному содержанию «Свисток» был тесно связан с публицистикой «Современника».

Влияние «Современника» в 1859-1861 гг. было огромным. Возрос тираж, количество продаж. В соответствии с ростом подписки доход от изда­ния «Современника» вырос настолько, что у редакции появилась воз­можность приступить к погашению лежавших на журнале долгов.

В 1859 г. Некрасов занимался общим руководством журнала и беллетристикой, Чернышевский отделом публицистики, Добролюбов – критики и библиографии., Елисеев вел внутреннее обозрение; Михайлов и Шелгунов освещали вопросы иностранной науки и литературы, а так­же женский вопрос; Панаев вел фельетон. Коллективные формы ра­боты в журнале пришли на смену персональному журнализму.

В 1862 году издание журнала было приостановлено 3Отделением. Приостановка «Современника», смерть Добролюбова в 1861 г., Панаева в 1862 г., арест и последовавшая затем ссылка Чернышевско­го принесли невосполнимые утраты для журнала.

Журналистская деятельность Н. Г. Чернышевского.

Н.Г.Чернышевский – публицист, писатель, историк литературы, критик, философ, автор работ по эстетике. Он вошел в литературу в 1853 году, опубликовав свои первые рецензии в журнале «Отечественные записки». С 1855 г. он начал сотрудничать в журнале «Современник».

В 1854 году, привлекая в журнал Чернышевского, Некрасов возлагал на него большие надежды. Чернышевский пришел в «Современник» человеком с вполне определившимися взглядами. Его мировоззрение сформировалось под влиянием растущей борьбы народных масс и передовой интеллигенции России против крепостничества и самодержавия, под влиянием революционного движения в Западной Европе. Он воспитывался на произведениях Белинского и Герцена, Лермонтова и Гоголя, Жорж Санд и Диккенса. Еще в студенческие годы Чернышевский стал непримиримым врагом господ. К началу работы Чернышевского в «Современнике» он имел ясное представление и о задачах русской литературы и литературной критики.

В 1854 г. он печатался почти в каждом номере журнала и поместил в нем до двадцати рецензий, а затем как публицист, политик и организатор всех революционных сил в стране. Чернышевский начал с того, что возродил принципы Белинского как в литературной критике, так и в журналистике. Он начинает при поддержке редактора Некрасова борьбу за демократизацию самого «Современника» («Об искренности в критике», «Очерки гоголевского периода русской литературы» и др.).

В 1856 году в «Современнике» появился новый сотрудник – Н.А. Добролюбов. В 1855–1857 гг. будущий критик учился в Главном педагогическом институте в Петербурге. Здесь Добролюбов писал революционные стихи, активно участвовал в подпольном студенческом кружке, выпускал рукописную газету. Несколько раньше произошла встреча Добролюбова с Чернышевским, которая сразу же обнаружила их идейную близость и положила начало личной дружбе, продолжавшейся до смерти Добролюбова. Встреча с Чернышевским имела огромное влияние на Добролюбова и сказалась на дальнейшем формировании его взглядов. С конца 1857 г. Добролюбов стал постоянным сотрудником редакции «Современника». Чернышевский (заведующий отделом «Политика») и Некрасов возлагают на него обязанности заведующего литературно-критическим (библиографическим) отделом.

Приход Добролюбова (отдел «Свисток») сразу сказался на политическом направлении журнала. Теперь можно было четко осуществить руководство по трем основным разделам: критика – Добролюбов, публицистика – Чернышевский, беллетристика – Некрасов. Главным в деятельности Чернышевского была борьба за свободу народа. Чернышевский горячо верил в грядущую русскую революцию. «У нас скоро будет бунт, а если он будет, я буду непременно участвовать в нем...» Вместе с Добролюбовым и Некрасовым он превратил «Современник» в боевую трибуну революционной пропаганды.

Ведущие материалы «Современника» – критика, библиография, публицистика – представляли собой мощный идейный стержень, делавший журнал изданием нового, революционно-демократического типа. Да и беллетристика чаще всего подбиралась так, что служила тем же целям.

В начале 1859 г., в «Современнике» было создано два отдела. В первом помещались беллетристические произведения, а также статьи научного характера. Во второй отдел входили публицистика, критика и библиография. Основным автором работ, напечатанных здесь, был Чернышевский. Еще в начале 1858 г., передав Добролюбову руководство отделом критики и библиографии, Чернышевский целиком отдался публицистике и принял на себя главный труд по написанию статей, непосредственно или косвенно связанных с решением крестьянской проблемы. Он с одинаковым успехом выступает как политик, экономист, историк и философ.

В основе публицистики Чернышевского – высокая идейность, стремление верно служить родине, неподдельный патриотизм. Эти черты имели своим источником творчество Белинского. С пристальным вниманием ученого Чернышевский исследовал все, что было связано с деятельностью Белинского. Он, например, изучал содержание номеров «Телескопа» и «Московского наблюдателя», вышедших в то время, когда ведущую роль играл в редакции Белинский. Позже автор «Очерков гоголевского периода русской литературы», оценивая деятельность Белинского, скажет: «Он должен был прежде всего объяснить нам, что такое литература, что такое критика, что такое журнал, что такое поэзия и т.д.».

Его отличали такие качества, как стремление к глубокому анализу происходящих процессов, умение находить главную проблему и делать ее центром рассуждения, искусство мыслить диалектически, последовательность в отстаивании жизненно важных проблем, величайшая страстность, непримиримость, смелость в борьбе с идейными противниками. Сжатость, легкость слога, умение высказываться без фразерства – вот особенности письма Чернышевского. В статьях Чернышевского, которому приходилось больше всего писать по проблемам философии, политической экономии, социологии, можно встретить, на наш сегодняшний взгляд, излишне пространные рассуждения, «растянутость» изложения. Почти всегда, правда, каждое такое «излишество» объяснимо стремлением публициста разъяснить смысл далеко не простых философских, экономических категорий, чтобы они были понятны всем. В статье «Критика философских предубеждений против общинного владения» Чернышевский счел нужным заметить: весь материал, занимающий в статье два листа, мог бы вместиться в шесть строк, если бы читатель был в курсе достижений науки. Многочисленные сопоставления, примеры помогали завуалировать смелую мысль.

Чернышевский и Добролюбов считали великим достоинством журналиста уметь писать кратко и просто, добиваться в публицистике той «энергии» стиля, которая помогает пропагандировать великие мысли и дела. Высоко оценивая достоинство речи простых людей («слово их никогда не праздно»), Чернышевский и Добролюбов придавали большое значение национальному колориту в публицистических статьях. Если, читая иную статью, нельзя даже понять, оригинальная она или переводная, написана она русским человеком или иностранцем, значит, публицист пишет плохо, – говорил Чернышевский. Публицистическое искусство Чернышевского – источник обогащения мастерства советских журналистов.

Значение «Современника» в истории русской журналистики исключительно велико. Это был один из лучших журналов XIX в. Главными его достоинствами были полное идейное единство, строгая выдержанность направления, преданность интересам народа, прогресса и социализма. Небывалое значение приобрела публицистика. Здесь были напечатаны лучшие статьи русской публицистики, многие стихи Некрасова, роман Чернышевского «Что делать?», здесь началась сатирическая деятельность великого русского писателя М.Е. Салтыкова-Щедрина. Все годы издания «Современника» цензура зорко следила за ним, в 1862 г. журнал был приостановлен за революционное направление на шесть месяцев, а в 1866 г., уже после смерти Добролюбова и ареста Чернышевского, был вовсе закрыт с нарушением законодательства о печати по личному распоряжению царя.

«Свисток» – сатирический отдел «Современника». Н. Добролюбов – сатирик.

Большую роль в решении задач, поставленных революционными демократами в 60-е годы, играл сатирический отдел «Современника» – «Свисток». Его создателем был Добролюбов.

Интерес Добролюбова к сатире и сатирической журналистике пробудился рано. Еще в бытность студентом, в 1855 г., он выпускал рукописную газету «Слухи». Первая статья Добролюбова в «Современнике» – «Собеседник любителей российского слова» – посвящалась проблемам сатиры и сатирической журналистики XVIII в. Здесь, в частности, он показал бесплодность обличений, с которыми иногда выступали журналы 1769–1774 гг. Сатирической литературе XVIII в. и современному обличительству посвящена большая статья Добролюбова «Русская сатира в век Екатерины», опубликованная в октябрьской книжке журнала за 1859 г. Исходя из мысли о том, что литература есть общественное дело, Добролюбов считал, что сатира должна участвовать в подготовке народа к революционному преобразованию России, обличать общественное зло в самом корне, в принципе. «Под покровом шутки можно было бы здесь высказывать очень многое», – писал он, имея в виду сатирические журналы 60-х годов XIX в.

Соображения о задачах революционно-демократической сатиры, высказанные Добролюбовым, лежали в основе замысла сатирического отдела журнала «Современник» – «Свистка».

Всего вышло девять номеров «Свистка», в том числе в 1859 и в 1860 гг. – по три номера, в 1861, 1862 и в 1863 – по одному.

Основным его сотрудником был Добролюбов; в отделе принимали участие Некрасов, Чернышевский, Салтыков-Щедрин, а также братья А.М. и В.М. Жемчужниковы и А.К. Толстой, выступавшие коллективно под именем Козьмы Пруткова.

Уже первый номер «Свистка» имел успех, о нем заговорили, сатирические стрелы точно попали в цель. В редакции «Современника» возникла мысль превратить «Свисток» в самостоятельную газету. Добролюбов занимался разработкой будущего издания. Целью издания было с помощью смеха преследовать «зло и неправду». Но выпускить сатирическую газеты не позволили. Тогда редакция «Современника» решила публиковать сатирические материалы в журнале по мере их накопления.

По своему идейному содержанию «Свисток» был тесно связан с публицистикой «Современника». Фельетоны, сатирические куплеты, стихотворные пародии «Свистка», отмеченные настоящей политической остротой, посвящались злободневным вопросам. Главными из них были: борьба с либерализмом, критика социально-политического строя России, высмеивание «чистой поэзии» дворянского толка.

И «гласность», и «обличительная литература», столь распространенные в 60-е годы, были рассчитаны лишь на то, чтобы мелкими усовершенствованиями «заштопать», «улучшить» государственный строй России. Либеральные деятели с помощью «гласности» старались создать видимость оппозиционности монарху и тем завоевать доверие народа.

Сотрудники «Современника» понимали, какой вред наносит либеральная «обличительная» литература освободительному движению. Добролюбов создал серию сатирических стихотворений «Мотивы современной русской поэзии», в которых пародировал либерально-обличительные стихи М. Розенгейма. Высмеивая либеральный оптимизм, восхищение «эпохой великих реформ» и успехами «российского прогресса», Добролюбов здесь вскрывает истинную сущность либерализма, представители которого, критикуя частные недостатки общественного устройства, испытывали страх, когда речь шла о коренных преобразованиях страны.

В №4 «Свистка» Добролюбов поместил стихотворение «Чернь». Тонкая пародия на стихи Пушкина «Поэт и толпа», ложно истолкованные теоретиками «чистого искусства», дала ему возможность представить истинный вид либерального «прогресса».

Все выступления Добролюбова в «Свистке», направленные против обличительной литературы, были подписаны псевдонимом «Конрад Лилиеншвагер». Это был не только псевдоним, но и образ ограниченного и восторженного либерала – служителя обличительной поэзии.

Второй цикл, созданный Добролюбовым для «Свистка», – стихотворения Якова Хама. В этих пародиях на реакционных поэтов Добролюбов создал новую литературную маску. Яков Хам – имя, образованное из перестановки слогов в фамилии Хомякова, – по мысли сатирика, поэт-монархист, беспринципный человек, которому ничего не стоит в зависимости от хода политических событий изменить свои взгляды. Сатирический смысл стихотворений особенно подчеркивался тем, что они печатались как переводы с несуществующего «австрийского языка». «Стихотворения» Якова Хама появились в 1860 г., когда поднялось национально-освободительное движение итальянского народа, во главе которого стоял Гарибальди. Австрия, привыкшая хозяйничать в Италии, поддерживала монархическое правительство неаполитанского короля и препятствовала объединению страны. Эти события находили широкий отклик в «Современнике», печатавшем политические обзоры Чернышевского, чьи симпатии, разумеется, были на стороне Гарибальди. Стихи Якова Хама» воспринимались как убийственное разоблачение царского самодержавия, всего социально-политического строя.

Третья литературная маска, созданная Добролюбовым, – Аполлон Капелькин. Стихи Капелькина – цикл остроумных и злых пародий на произведения так называемой «чистой» поэзии, на шовинистические оды и т.д. (Например, «Первая любовь» – пародия на стихотворение Фета «Шепот, робкое дыханье...»).

В «Свистке» печатались сочинения Козьмы Пруткова. В 1854 г. Козьма Прутков становится одним из главных сотрудников «Литературного ералаша» – юмористического отдела «Современника». Здесь были напечатаны многие из афоризмов, эпиграммы, «Досуги» и др. Затем сотрудничество Пруткова прекратилось, и лишь спустя пять лет, он появился на страницах «Свистка». В окружении сатиры «Современника», сопровождаемые небольшими предисловиями Добролюбова творения Козьмы Пруткова, – часто, может быть, вопреки желанию авторов, – звучали весьма злободневно и даже политически остро. Да и стихи его в «Свистке» отличаются от тех, что печатались в «Литературном ералаше».

Немало сделал для «Свистка» Некрасов. Он печатался почти в каждом номере; после смерти Добролюбова Некрасов руководил этим отделом. В «Свистке» были опубликованы: фельетон «Отъезжающим за границу», заметки «Кювье в виде Чацкина и Горвица», «Развязка диспута 19 марта», статья «Причины долгого молчания «Свистка», «Письмо из провинции», «Г-н Геннади, исправляющий Пушкина» и некоторые другие статьи Некрасова.

Участвовали в «Свистке» также Чернышевский и Салтыков-Щедрин. Чернышевский напечатал два фельетона – «Опыт открытий и изобретений» и «Маркиз де Безобразов», Салтыков-Щедрин – статью «Сопелковцы», ядовитую сатиру на M.H. Каткова и П.М. Леонтьева, которые возглавили крестовый поход против «Современника» и всей революционной демократии.

- «Свисток» пользовался большим авторитетом у демократического читателя 60-х годов, вызывал ненависть реакционеров и либералов. Талантливый, яркий, всегда откликавшийся на злободневные темы, «Свисток» содействовал популярности «Современника», включал в его орбиту новых и новых читателей.

Журнал «Русское слово» (1859-1866 гг.)

Журнал «Русское слово», являвшийся в 60-х годах одним из наибо­лее популярных изданий (особенно в среде учащейся молодежи), отра­жал революционно-демократическую идеологию и но многим обще­ственно-литературным проблемам выступал союзником «Современ­ника».

Он начал издаваться в Петербурге с января 1859 г. как ежемесячный литературно-ученый журнал объемом в 25-30 печат­ных листов.

Отделы: первый составляли произведе­ния художественной прозы, поэзии и научные статьи, во второй входи­ли критика и библиография, в третий («Смесь») - фельетон «Обще­ственная жизнь в Петербурге», рассчитанный преимущественно на иногородних подписчиков, заметки о зарубежной жизни, а также про­изведения малых художественных форм (короткие рассказы, пьесы). В качестве приложения к журналу выходил «Шахматный листок», кото­рый можно считать прообразом спортивных изданий в России.

Основал «Русское слово» петербургский меценат, наследник боль­шого состояния, граф Григорий Александрович Кушелёв-Безбородко, он был издателем и редактором, соредактором был либерал-западник поэт Я. П. Полонский, ведущий критик - А. А. Григорьев, сторонника славянофильских идей. Из-за несовпадения их идей Кушелёв-Безбородко назначил управляющим редакцией Хмельницкого, который привел журнал к упадку. Следующим руководителем журнала стал Благосветлов.

В обстановке спада общественной волны и разгула реакции исключительно ответственной была роль демократической журналистики. Журналы демократического лагеря вели энергичную борьбу с попытками казённой, славянофильской, а также либеральной печати к наступлению в идеологической области с целью подрыва идейного авторитета вождей революционной демократии. Они защищали вопреки тяжёлым цензурным условиям основы демократической программы. В этом направлении действовал, в частности, «Современник», издание которого возобновилось в начале 1863 г. Правда, после смерти Добролюбова и ареста Чернышевского «Современник» уже не располагал прежним почти безраздельным авторитетом. Теперь влияние на демократического читателя не без успеха оспаривало у «Современника» «Русское слово», издававшееся Г. Е. Благосветловым при самом близком и деятельном участии знаменитого критика и публициста Дмитрия Ивановича Писарева (1840-1868 гг.).

Писарев был воспитан на трудах Белинского и Герцена, Чернышевского и Добролюбова, передовых мыслителей Запада. Он как бы унаследовал после Добролюбова положение «первого критика» страны. Писарев был революционным демократом, хотя и менее последовательным, чем Чернышевский и Добролюбов. Впервые Писарев обратил на себя широкое общественное внимание своими яркими статьями: «Схоластика XIX века» в «Русском слове» за 1861-1862 гг., где он выступил смелым боевым союзником Чернышевского в борьбе против реакционной и либеральной печати, «Базаров», где Писаревым был поднят на щит главный герой тургеневского романа «Отцы и дети», и др. Уже летом 1862 г. Писарев был арестован за статью-прокламацию в защиту Герцена, предназначенную для издания в подпольной типографии, но захваченную властями в рукописи. В этой нелегальной статье Писарев заявлял: «Низвержение… династии Романовых и изменение политического и общественного строя составляют единственную цель и надежду всех честных граждан… То, что мертво и гнило, должно само собою свалиться в могилу. Нам остаётся только дать им последний толчок и забросать грязью их смердящие трупы». Более четырёх лет продержали Писарева в Петропавловской крепости. Однако ему удалось добиться права продолжать в заключении свою литературную деятельность. Именно в годы заточения особенно полно развернулся блестящий талант Писарева.

Во вражеском лагере Писарев стяжал себе славу неистового «отрицателя», вожака так называемого «нигилизма». Понятие «нигилизм», вошедшее в широкий обиход после появления в начале 1862 г. романа «Отцы и дети», толковалось противниками революционно-демократического движения как отсутствие и игнорирование всяких твёрдых общественных и моральных норм и принципов, стремление к «разрушению ради разрушения». Такие толкования представляли собой плод реакционных измышлений. Увлечённые борьбой со старым, Писарев и его друзья иногда поднимали руку на общественно-культурные ценности, заслуживавшие, наоборот, полной поддержки (так, непримиримая борьба против сторонников антинародных учений «чистого искусства» увлекла Писарева до ошибочного «отрицания» Пушкина), но в основном «разрушительная» критика Писарева направлялась против тех явлений, которые действительно мешали новым всходам, тормозили движение вперёд и, следовательно, заслуживали осуждения.

Враждебность к крепостничеству и ко всем его пережиткам в общественных отношениях, в культуре, в личном и гражданском быту, уничтожающая критика унаследованного от крепостной эпохи уклада жизни, беспощадная борьба против всего, что сковывало свободу и творчество личности, пламенные призывы к смелой, самостоятельной мысли - вот что пронизывало собой деятельность Писарева как мыслителя-публициста, литературного критика, учёного и пропагандиста народной науки.

Просветитель-демократ, подлинный патриот, Писарев горячо стремился к всестороннему обновлению России, к утверждению в ней наиболее прогрессивных форм жизни, отвечающих интересам трудящихся масс. «Конечная цель всего нашего мышления и всей деятельности каждого честного человека,- писал Писарев,- всё-таки состоит в том, чтобы разрешить навсегда неизбежный вопрос о голодных и раздетых людях; вне этого вопроса нет решительно ничего, о чём бы стоило заботиться, размышлять и хлопотать».

Мучительно изыскивая пути и средства для разрешения этого «неизбежного вопроса», Писарев впадал в колебания, отражавшие слабые стороны его мировоззрения. Это преимущественно относится к тому периоду, который непосредственно следует за выяснившейся неудачей первого демократического натиска в России. Эта неудача породила среди части прогрессивной интеллигенции известное разочарование в революционных возможностях народа, мысли о возможности добиться существенных преобразований мирными «культурными» средствами. Писарев, великий энтузиаст науки (особенно естествознания), стал на время одним из выразителей подобных настроений, защитником и пропагандистом мнения, будто можно прийти к решению трудных общественных задач современности «независимо от исторических событий» (т. е. от победы народной революции), путём максимального увеличения среди «образованных классов» числа «мыслящих» людей (Писарев называл их «реалистами»), прочно овладевших истинами естествознания и глубоко проникшихся идеями «общечеловеческой солидарности». Довольно скоро Писарев начинает изживать эту ошибочную концепцию. В последние годы жизни по своим взглядам на незаменимую роль революционных методов борьбы и самостоятельного революционного творчества народных масс Писарев опять существенно сближается с позицией своих гениальных предшественников - Чернышевского и Добролюбова. В одной из своих предсмертных статей Писарев убедительно выяснял, что «всегда и везде» народная масса является «настоящим фундаментом самых великолепных и замысловатых политических зданий», и горячо поддерживал «стремление указать массе на ту роль, которая по всем правам принадлежит ей на сцене всемирной истории и которая доставалась и всегда будет доставаться ей на долю всякий раз, как только она сумеет поразмыслить, вникнуть и во-время промолвить своё тяжеловесное слово».

Увлекательная пропаганда и популяризация Писаревым передового естествознания сыграли в культурном росте русского общества положительную роль. Писаревская естественно­научная пропаганда была проникнута боевым материалистическим и атеистическим духом. Если материализм Писарева и уступал по своему теоретическому уровню материализму Чернышевского, то всё же взятая в целом работа Писарева в области философии была для своего времени весьма важной и ценной. В течение 1864-1865 гг. между двумя руководящими русскими демократическими журналами - «Русским словом» и «Современником» - происходила оживлённая полемика (враги демократии называли её «расколом в нигилистах»). Сначала в лице М. Е. Салтыкова-Щедрина, а потом главным образом в лице М. А. Антоновича «Современник» выступил против ряда положений Писарева и некоторых других представителей «Русского слова» (Зайцева, Благосветлова, Соколова). Несомненно, что «Современник» своими полемическими выступлениями преследовал цель оградить идейное наследие Чернышевского и Добролюбова от отдельных уклонений и упрощений, которым оно подвергалось нередко на страницах «Русского слова». При этом наиболее выдержанным и принципиальным характером отличались политические выступления Салтыкова-Щедрина, с большой остротой сумевшего поставить центральную проблему о роли народа. Щедриным вообще вписаны самые яркие и ценные страницы в публицистику позднего «Современника». В течение 1863-1864 гг. он вёл в журнале публицистическую хронику «Цаша общественная жизнь». Щедрин клей­мил реакцию, обличал либерализм, мужественно и страстно защищал против них передовую русскую демократическую молодёжь. Он разъяснял и подчёркивал решающую историческую роль народа. В пробуждении народных масс, в их активном и сознательном выступлении на арену общественных и политических действий он видел единственно верный путь к разрешению коренных вопросов русской жизни.

В 1860-е годы Чернышевский стал признанным лидером публицистической школы русского философского материализма. Главное философское сочинение Чернышевского - «Антропологический примат в философии» (1860). В нём изложена монистическая материалистическая позиция автора, направленная как против дуализма, так и против идеалистического монизма. Определяя философию как «теорию решения самых общих вопросов науки», он обосновывал положения о материальном единстве мира, объективном характере законов природы, используя данные естественных наук.

1861 год. Оглашается s:Высочайший манифест от 19.02.1861 Об отмене крепостного права, начинается осуществление реформы, которую Маркс и Энгельс назвали «жульнической проделкой». Деятельность Чернышевского приобретает в это время наибольший размах, крайнюю напряжённость. Не входя формально в тайное революционное общество «Земля и воля», Чернышевский является его несомненным вдохновителем. Недаром же Маркс и Энгельс называли его «главой революционной партии».

С сентября 1861 года находится под тайным надзором полиции. Шеф жандармов Долгоруков даёт такую характеристику Чернышевскому: «Подозревается в составлении воззвания „Великорусс“, в участии составления прочих воззваний и в постоянном возбуждении враждебных чувств к правительству». Подозревался в причастности к пожарам 1862 года в Петербурге.

В мае 1862 года журнал «Современник» был закрыт на 8 месяцев.

В 1863 году во возобновленном журнале «Современник» был напечатан роман «Что делать?», написанный Чернышевским, находившимся под арестом в Петропавловской крепости.

Арест и следствие

12 июня 1862 года Чернышевский был арестован и размещён в одиночную камеру под стражей в Алексеевском равелине Петропавловской крепости по обвинению в составлении прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». Воззвание к «Барским крестьянам» было переписано рукою Михайлова и передано Всеволоду Костомарову, оказавшемуся, как потом выяснилось, провокатором.

В служебной документации и переписке между жандармерией и тайной полицией назывался «врагом Российской Империи номер один». Поводом для ареста послужило перехваченное полицией письмо Герцена к Н. А. Серно-Соловьевичу, в котором упоминалось имя Чернышевского в связи с предложением издавать запрещённый «Современник» в Лондоне.

Следствие продолжалось около полутора лет. Чернышевский вёл упорную борьбу со следственной комиссией. В виде протеста против незаконных действий следственной комиссии Чернышевский объявил голодовку, которая продолжалась девять дней. Вместе с тем Чернышевский продолжал работать и в тюрьме. За 678 суток ареста Чернышевский написал текстовых материалов в объёме не менее 200 авторских листов. Наиболее полномасштабно утопические идеалы арестантом Чернышевским были выражены в романе «Что делать?» (1863), опубликованном в 3, 4 и 5 номерах «Современника».

Каторга и ссылка

7 февраля 1864 года сенатором М. М. Карниолиным-Пинским был объявлен приговор по делу Чернышевского: ссылка на каторжные работы сроком на 14 лет, а затем поселение в Сибири пожизненно. Александр II уменьшил срок каторжных работ до 7 лет, в целом Чернышевский пробыл в тюрьме, на каторге и в ссылке свыше двадцати лет.

19 (31) мая 1864 года в Петербурге на Мытнинской площади состоялась гражданская казнь революционера. Был отправлен в Нерчинскую каторгу в Кадаинскую тюрьму; в 1866 году переведён в Александровский Завод Нерчинского округа, в 1867 году в Акатуйскую тюрьму, по окончании семилетней каторги его переводят в 1871 году в Вилюйск. В 1874 году ему официально предложено освобождение, но он отказывается подать прошение о помиловании. В Александровском Заводе по сей день сохранился дом-музей Н. Г. Чернышевского#160;- дом, в котором он жил.

Организатором одной из попыток освобождения Чернышевского (1871) из ссылки был Г. А. Лопатин. В 1875 г. освободить Чернышевского попытался И. Н. Мышкин. В 1883 г. Чернышевскому дозволено вернуться в европейскую часть России, в Астрахань (по некоторым данным, в этот период переписчиком у него работал Константин Фёдоров).

Днем 7 июля 1862 года на Большую Московскую улицу в квартиру Николая Гавриловича Чернышевского пришли Антонович и Боков. Шел разговор об издании собрания сочинений Добролюбова. Чернышевский внимательно слушает Антоновича и лишь изредка вставляет короткие замечания. Антонович и Боков свои люди в доме Чернышевского. Это единомышленники Николая Гавриловича, его последователи и верные товарищи.
Беседу прервал звонок в прихожей. Не дожидаясь приглашения, в гостиную вошел офицер и сказал, что ему нужно видеть господина Чернышевского.
Николай Гаврилович назвал себя и спросил, чем обязан появлению нежданного посетителя. Офицер предложил Николаю Гавриловичу переговорить наедине. Чернышевский и офицер вышли из гостиной. Полицейский пристав, который проводил их до кабинета, вернувшись в гостиную, попросил Антоновича и Бокова покинуть квартиру. Он же доверительно сообщил им, что офицер, с которым Чернышевский находится в кабинете, - полковник Ракеев, «тот самый, который сопровождал тело Пушкина для тайного погребения в Святые горы близ Михайловского».
Антонович и Боков перед уходом зашли в кабинет к Николаю Гавриловичу, чтобы попрощаться.
В это время Николай Гаврилович, отвечая на вопросы жандармского полковника, говорил:
- Нет, моя семья не на даче, а в Саратове...
- До свидания, Николай Гаврилович, - сказал Антонович.
- А вы разве уже уходите, - спросил Чернышевский, - и не подождете меня?
В ответ на слова, что им нужно уходить, Чернышевский сказал шутливым тоном:
- Ну, так до свидания! - Высоко подняв руку, он с силой опустил ее на ладонь Антоновича.
Выйдя на улицу, Боков и Антонович увидели стоявшую у подъезда казенную карету, в которой обычно возили арестованных. Через полчаса они вернулись, кареты у подъезда уже не было. Чернышевский был арестован и отвезен в Петропавловскую крепость. Весть об аресте Николая Гавриловича быстро разнеслась по столице. Узнал об этом и Иван Михайлович. Это событие произошло за несколько дней до его отъезда за границу.

Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»

.

Это была эпоха обманутых надежд, связанных с крестьянской реформой. Сразу же за освобождением крестьян последовали крестьянские волнения, подавляемые военной силой. Только в 1861 г. их было 1176, но два года спустя – 386. В 1861 г. в Петербурге появляются прокламации и начинаются студенческие волнения. И как ответ, в 1862 г. наступила полоса новой реакции. Общество по-прежнему продолжает волновать главный вопрос времени – крестьянский. Все более углубляется размежевание социальных групп. В 60-е годы нельзя быть «ничьим»: необходимо четко определиться в своих общественных позициях. О том, что значит пренебречь этим требованием, свидетельствует литературная и жизненная судьба Н. С. Лескова.

В это время литература стремится воздействовать на действительность и даже стать «учебником жизни» (по сути это и произошло с романом «Что делать?» Н. Г. Чернышевского).

На 60-е годы приходится литературно-критическая деятельность талантливейшего Д. И. Писарева, публикуются романы и многие повести И. Тургенева, Л. Толстого, начинается новый этап в творчестве Ф. Достоевского, вернувшегося из ссылки. С 1863 г. Н. Некрасов приступает к работе над поэмой «Кому на Руси жить хорошо»; одной из вершин реализма 60-х годов становится творчество великого сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Но главное, в 60-е годы на культурной сцене появляется новая социальная группа – разночинная интеллигенция, состоявшая из образованных молодых людей разного социального происхождения (отсюда разночинцы), большей частью выходцев из церковной и мелкобуржуазной среды. Характерный пример человека 60-х годов (шестидесятника) – Евгений Базаров, герой «Отцов и детей» Тургенева. Чернышевский, Добролюбов также типичные шестидесятники.

В это же время на литературной арене выступило и новое поколение писателей – Н. Успенский, А. Левитов, В. Слепцов, П. Помяловский, Гл. Успенский, Ф. Решетников. Они пришли в литературу со своими темами, жанрами и художественными принципами. Сосредоточенные на содействии делу просвещения и освобождения народа, писатели-шестидесятники становятся своего рода идейными лидерами в литературе тех лет, создают острые социальные очерки, повести, романы о народной жизни.

Будучи в большинстве своем выходцами из народа, они хорошо знали народные тяготы и сочувствовали им. И литературу писатели-шестидесятники (подобно Чернышевскому и Добролюбову) воспринимали исключительно как действенное средство преобразования социальной действительности на гуманистических основах.

После смерти Добролюбова и ареста Чернышевского в состав редакции «Современника» пришли новые радикально настроенные литераторы: М. Е. Салтыков-Щедрин, Н. В. Успенский, Марко Вовчок (Маркович Мария Александровна). Сразу же, в 1863 г., между Салтыковым-Щедреным, с одной стороны, и Елисеевым, Антоновичем, Потиным – с другой, возникают серьезные разногласия, свидетельствующие об отходе ряда членов редакции от принципов Чернышевского и Добролюбова.

Ведущим критиком «Современника» после смерти Добролюбова и ареста Чернышевского становится М. А. Антонович. Он старался удержаться на эстетических позициях, завещанных его учителем Чернышевским, но это ему не удалось: Антонович был, скорее, эпигоном и вульгаризатором, чем последователем автора «Что делать?». Огрубляя идеи Чернышевского, он писал: «Даже возвышенные эстетические наслаждения подчиняются желудку, или, выражаясь деликатнее, чувству голода». Поэтому проблемы искусства вторичны. Но если касаться этой области, то искусство и науки должны служить обществу: «Посредством искусства можно распространять и популяризировать идеи».

Критическая деятельность Антоновича падает как раз на пореформенное время. В первую половину 1860-х годов возникают расхождения в среде радикалов. Между их журналами «Современник» и «Русское слово» начинается резкая, ожесточенная полемика, которая осталась незавершенной, так как в 1866 г. оба журнала были закрыты.

В 1864 г. Салтыков-Щедрин в статье «Наша общественная жизнь» подвергает критике «Русское слово» за академизм и просветительство. Его не удовлетворяет позиция В. А. Зайцева. Недружественными статьями обменялись Д. И. Писарев – главный критик «Русского слова», и М. А. Антонович.

Д. И. Писарев был, бесспорно, одаренным человеком. Его статьи, хотя и отличались многословием и свирепостью, были искренни, живы и остроумны. Он умел сразить противника метким словом. Называя себя «мыслящим реалистом», он отбрасывал всякое искусство, делая исключение только для тенденциозного, которое, по его мнению, годилось для обучения научной интеллигенции.

Писарев написал множество статей и отрецензировал произведения Гончарова, Тургенева, Писемского, Островского и Л. Толстого. Ему принадлежит знаменитое развенчание Пушкина, а заодно и Белинского.

Главное для Писарева – просветительская деятельность в массах, а двигателем прогресса – он считает накопление и распространение знаний, причем явное предпочтение отдает естественным наукам. В соответствии с таким подходом гуманитарные виды деятельности – эстетика, литература, критика – должны быть «реальными», содействовать решению практических социальных задач. С такой точки зрения отрицаются «чистая» философия, «чистая» нравственность, «чистое» искусство. «Поэт – или титан, потрясающий горы векового зла, или же козявка, копающаяся в цветочной пыли», – утверждал Писарев. Для того чтобы «потрясать горы векового зла», нужен талант. Природный дар не лишне иметь и критику, чтобы отличить красоту от безобразия, и потому красота – «личное чувство», индивидуально интуитивное. Не допуская элементов «чистой» эстетики, Писарев склонен окончательно «разрушить» ее и исключить даже в том утилитарном виде, в каком она предстала в работе Чернышевского «Эстетические отношения искусства к действительности». Такое же «идеальничанье» Писарев усматривает у Белинского и Добролюбова.

Задача критики – «гуманизировать русское крестьянство». Высший критерий оценки личности, равно как и героев художественных произведений, – единство знания и дела. Этим требованиям удовлетворяет Базаров. С точки зрения Писарева все другие герои русской литературы (Печорин, Рудин) не идут с ним ни в какое сравнение. Включаясь в полемику 1860-х годов, Писарев отмечает у Салтыкова-Щедрина легкость юмора, носящего поверхностный характер; роман «Война и мир» понят как «образцовое произведение по части патологии русского общества», поскольку его герои обходятся без знаний, без мыслей, без энергии и без труда. С этих же антиисторичных и крайне утилитаристких позиций оцениваются творчество Пушкина и его толкование Белинским. Содержание романа – мелко и незначительно, а между Онегиным и Пушкиным нет различий. Пушкин и есть Онегин, как Онегин – тот же Пушкин. Роман «Евгений Онегин» не может оказать никакой помощи голодным и обездоленным, и потому его роль в борьбе против крепостничества равна нулю, а сам он бесполезен. Ни жизнь Онегина, ни жизнь Пушкина не имеют права быть предметом художественного изображения. Писарев делает вывод, что Пушкин – типичный поэт «чистого» искусства, «версификатор», «великий стилист», который не интересовался ни обществом, ни народом и который не мог определить, в чем состоят их интересы.

М. А. Антонович выступил не столько против крайних взглядов Писарева, сколько против его конкретных оценок тех или иных произведений.

Сначала спор между «Современником» и «Русским словом» разгорелся вокруг романа Тургенева «Отцы и дети». Антонович написал статью «Асмодей нашего времени». Почти одновременно со статьей «Базаров» выступил Писарев. Их оценки романа были противоположными. Антонович рассматривал Базарова как карикатуру на нового человека. Писарев в нем видел тип настоящего нового человека. Вывод Антоновича таков: «дети» дурны, они представлены в романе во всем безобразии; «отцы» хороши, что и показано в романе. Писарев держался противоположной точки зрения. К нему присоединился В. А. Зайцев в статье «Взбаламученный романист».

В это время (1863) подъем общественного движения в России уже закончился, и Антонович отметил нарастание кризисных явлений в обществе и в литературе. Он писал, что либеральные настроения оказались «лицемерными», «искусственными», что «обличительное» направление теперь сменяется «защитительным», а храбрость исполинов и пигмеев от литературы поумерилась и упала. Для Антоновича ясно, что в этих условиях роман Тургенева «Отцы и дети» – «знамя» антинигилизма, что вокруг этого явления «сгруппировалось все, что прежде лицемерило в литературе и притворно увлекалось бывшими некогда в моде возвышенными стремлениями, широкими и смелыми тенденциями».

Что касается теории критики, то Антонович снова задевает Писарева. Он отвергает теорию «подражания природе», «украшения», «пересоздания» или копирования природы, принимая формулу «воспроизведение действительности», смысл которой предполагает изображение «только преобладающих черт». Взгляд Писарева на искусство, отрицающий «эстетическое наслаждение», он характеризует как «аскетизм». «Заслуживает порицания не эстетическое наслаждение само по себе, – пишет Антонович, – а только злоупотребление им, – теория искусства для искусства отвергается не потому, что она неестественна и несправедлива, требуя от искусства эстетического наслаждения, а потому, что она односторонняя, слишком суживает задачу искусства, ограничивая ее исключительно одним только наслаждением… без соединения его с полезным».

Спорит Антонович с Писаревым и по поводу нигилизма и антинигилизма, направляя свои усилия на то, чтобы доказать идентичность романов Тургенева «Отцы и дети» и Писемского «Взбаламученное море», тогда как Писарев не ставил равенства между этими произведениями. Для Антоновича оба романа антинигилистические, и он упрекал Писарева и Зайцева, «критиков-детей», что они «дали промах». Антонович не находит в романе Тургенева никаких признаков реализма, тогда как Писарев считает его едва ли не эталоном реалистического направления. Если Писарев разрушал и отвергал эстетику из-за ее полной бесполезности, то Антонович называл искусство «удобной формой пропаганды» и, следовательно, весьма полезным делом.

Надо сказать, что эти расхождения, приведшие к столь ожесточенным спорам в среде «нигилистов», не столь значительны, поскольку за литературой и в том, и в другом случае отрицается самостоятельность и свобода. На первый план при оценке художественных произведений всегда выходило субъективное представление критика о полезности того или иного писателя или произведения. При этом критик постоянно был вынужден примирять противоречия между собственными вкусами и общественными взглядами, но часто был не в силах это сделать, так как в его суждениях невольно побеждали то эстетический вкус, то мысль об общественной пользе. Показательно, например, отношение Антоновича к Некрасову. С эстетической точки зрения Антонович считает Некрасова средним поэтом и пишет, что он не является лириком высшего, мирового значения: «он творил холодно, обдуманно и строго, с определенной, наперед намеченной целью, с известной тенденцией, в хорошем смысле этого слова». Независимо от того, прав или не прав Антонович, тут существенно другое: Антонович не любит Некрасова как поэта и отказывает ему в таланте. Однако общественное значение Некрасова он признает, и это оказываетсярешающим – пусть Некрасов принес «чувства сердца» в жертву «соображениям ума», он все-таки остается большим и настоящим поэтом жизни. Таким образом, для Антоновича плохая поэзия , если она приносит общественную пользу, автоматически становится хорошей. Значит, все дело в тенденции: нужная Антоновичу тенденция – хорошая литература, не нужная критику тенденция – плохая литература. Некрасов держался хорошей тенденции, а Достоевский – плохой. Он – писатель тенденциозный в худшем смысле этого слова. Тенденция его романов противоположна хорошей тенденции романа Чернышевского «Что делать?» Отсюда следовало, что Некрасов и Чернышевский – замечательные художники, а Достоевский – писатель никуда не годный, воспевающий «клерикализм», «умерщвление личности», средневековый аскетизм, мистику, а романы его скучны, перенасыщены политическими и «душеспасительными» рассуждениями, психологизм в них подменен психиатрией.

В полемику Антоновича с «Русским словом» были втянуты и журналы Достоевского «Время» и «Эпоха». Когда Писарев написал статью «Цветы невинного юмора», направленную в адрес Салтыкова-Щедрина, то критика поддержал Н. Н. Страхов в статье «Междоусобие» (журнал «Эпоха»). В ответ Салтыков-Щедрин опубликовал в «Современнике» «драматическую быль» «Стрижи», в которой высмеял беспринципность журнала «Эпоха». В полемику включился Ф. М. Достоевский со статьей «Господин Щедрин, или раскол в нигилистах». Литературный спор принял ожесточенный характер. Участники не стеснялись в выражении своей неприязни друг к другу.

Журналы братьев Достоевских «Время» и «Эпоха» выдвинули близкую к славянофильству концепцию «почвенничества». Главными критиками в их журналах были А. А. Григорьев и Н. Н. Страхов.

А. А. Григорьев – поэт и прозаик – как критик сотрудничал сначала в нескольких журналах, а затем сблизился с редакцией «Москвитянина» и возглавил этот журнал. Он писал в 1848–1855 гг. об Островском, выступал против «натуральной школы», выдвигал идеи всеобщего мира и согласия. По своим взглядам Григорьев – патриот, антизападник, русофил, воспитанный на европейской культуре и науке. Он расположен ко всему славянскому, сторонник православной «соборности». Слабой стороной славянофильства Григорьев считал «мысль об уничтожении личности общностью в нашей русской душе». Неудовлетворенность славянофильством привела его к «почвенничеству» и к сотрудничеству в журналах Достоевского. Он выдвигает в своих статьях проблему «народности» и «под именем народа» понимает не одно лишь крестьянство, как это свойственно радикалам, но «типическую физиономию», слагающуюся «из черт всех сословий народа, высших и низших, богатых и бедных, образованных и необразованных». Подобное объединение он считает «органичным» единством «физических и нравственных» черт, отличающих его от другихнародов. Литература постольку народна «в своем миросозерцании», полагал Григорьев, поскольку «отражает взгляд на жизнь, свойственный всему народу».

Свои общефилософские и литературно-эстетические позиции Григорьев называл органически жизненными. «Идея есть явление органическое», – пишет он. А «все идеальное есть не что иное, как аромат и цвет реальности». Мысль эта заимствована из «Героя нашего времени» Лермонтова . Если «органична» идея, то тем более сама жизнь «есть органическое единство». Стало быть, критерием истинности и красоты явления выступает признак органичности. Наиболее явное и непосредственное воплощение органичности – человеческая «душа». «Идеал, – пишет Григорьев, – остается всегда один и тот же, всегда составляет единицу, норму души человеческой». Если органична душа, если органично художественное произведение, то критика должна быть органичной. Так Григорьев пришел к понятию «органическая критика», которым он назвал свою эстетическую систему. Органическая критика не позволяет принять ни идеи «социальной конюшни» Чернышевского, ни деспотизма теории в виде «отвлеченного духа человечности», к которому склонялся Белинский, ни «белого террора» охранителей, защитников самодержавия и крепостничества. Доверять можно не теориям и не абстрактному представлению о человечности, а «историческому чувству», которое применительно только к настоящему и будущему, но не к прошлому, потому что теории, выводимые из прошедшего, всегда правы только в отношении прошедшего. Вообще недопустимо приближение «ножа теории к живым народным организмам». Критерий суждения о зле и добре, справедливости и несправедливости – «вечная правда души человеческой». Отрицая теории, Григорьев в то же время признает, что «творческая сила есть сила в высшей степени сознательная», что взгляд писателя на жизнь не есть что-то личное, а обусловлен эпохой, страной, историческими обстоятельствами и в зависимости от этого может быть узок и широк. Тем самым в системе Григорьева обнаруживаются очевидные и неустранимые противоречия.

Критика, с точки зрения Григорьева, должна «изучать и истолковывать рожденные, органические создания и отрицать фальшь и неправду всего сделанного». С этих позиций Григорьев и писал о русской литературе.

Близок к Григорьеву по своим взглядам и его младший современник Н. Н. Страхов, основные работы которого относятся к 1860-м годам. Он тоже стоит за различение художественности и не художественности произведений по принципу «рожденное», органическое – вымученное, ремесленное. Поэзия для Страхова – дело таинственное, но не серьезное. Он резко разделяет жизнь, природу, действительность и искусство, художество, литературу: «жизнь и искусство – два мира противоположные». Искусство довольствуется воображением, «раздвояет» «существование» и «легко обращается в ложь». Настоящая правда искусства недоступна не только «толпе», но и творцам, которые «часто не обнаруживают никакой красоты чувств». Сущность поэзии состоит в том, чтобы оторвать нас от своекорыстных забот и помыслов, от «низких страстей». Между тем, по его мнению, к литературе предъявляются общественные требования, которыми она подавлена. С такой точки зрения Страхов считает нашу литературу еще чрезвычайно бедной, соответствующей хаосу, царящему в нашей духовной жизни, сумятице духа, которые выражены наиболее отчетливо в засилии нигилизма. Нигилизм есть продукт крайнего западничества. Однако Страхов не принимает и крайнее славянофильство. Вместе с тем ему не чужды мессианские идеи: «Мы племя особенное, предназначенное к иному, нежели другие племена человечества». Страхов выбирает «почвенничество», потому что «партия» Достоевского «уклонялась от подражательности западничества», от «исключительности славянофильства», а была «просто русской», «чисто литературной». Свою критику он называет «консервативной», имея в виду патриотическое «желание сохранить то, что мы любим».

Именно с журналами Достоевского, где А. А. Григорьевым и Н. Н. Страховым утверждалась концепция «почвенничества», и вступил в полемику Антонович, написавший несколько статей («О почве», «О духе «Времени»» и о г. Косиц(е) как наилучшем его выражении и др.), направленных против журнала «Время». Страхов отвечал Антоновичу статьями «Пример апатии…», «Нечто об опальном журнале», а Достоевский опубликовал статью «Два лагеря теоретиков».

Полемика развернулась вокруг понятия «народность», которое, по мнению Антоновича, неправомерно было заменено понятием «почва». Он критикует своих противников за стремление определять народность по случайным признакам. Причины разрыва между верхними, образованными, и нижними, необразованными, слоями общества он усматривает не только в реформах Петра I, но и в социальных условиях жизни, иронически замечая при этом, что трудно читать книги, «идя за сохой или плугом», тогда как образованные люди читают книги, «сидя за чаем». Он считает, что примирить разные слои общества, за что выступал Григорьев в статье «Народность и литература», невозможно. Примирительные теории «почвенников», писал Григорьев, только усугубляют чувство апатии, из которого надлежит вывести русский народ.

Через год Антонович снова вступает в полемику с журналом Достоевского «Эпоха» по тем же вопросам, высмеивая и антизападнические выступления Страхова, и идею органического развития и органической критики Григорьева, называя ее «ерундой органической критики».

Из других заметных критиков 1860-х годов нужно назвать Г. З. Елисеева, В. А. Зайцева и Н. В. Шелгунова.

Г. З. Елисеев сотрудничал в журнале «Современник» и написал несколько теоретических работ (например, «Очерки русской литературы по современным исследованиям») и статей о творчестве Некрасова, Достоевского, Салтыкова-Щедрина, Гоголя и др. Он был яростным противником славянофильства, «чистого искусства» и ядовито издевался над «нежно-идеалистическими чувствами». После закрытия «Современника» Елисеев печатался в «Отечественных записках» Некрасова и Салтыкова-Щедрина и был близок к народникам, выступив в 1890-е годы в их журнале «Русское богатство».

В. А. Зайцев был бойким критиком «Русского слова» и вместе с Писаревым сделал журнал очень популярным среди нетерпеливой радикальной молодежи. Он разделял точку зрения Писарева на бесполезность искусства, тяготея при этом к социальному дарвинизму, распространяя учение о видовой борьбе в природе на человеческое общество. В большой статье «Перлы и адаманты русской журналистики» он резко критиковал журналы «Русский вестник», «Библиотека для чтения» и другие. В дальнейшем он принял участие в полемике между «Современником» и «Русским словом» на стороне последнего.

Н. В. Шелгунов выступил в критике в конце 1860-х годов, и пик его критической деятельности приходится на следующее десятилетие – с конца 1860 по 1870-е годы, но по своим взглядам он принадлежал к радикалам 1860-х годов, эволюционируя от Чернышевского к Писареву. К этому времени относятся его статьи «Новый ответ на старый вопрос», «Русские идеалы, герои и типы», «Люди сороковых и шестидесятых годов», «Талантливая бесталанность». Все они опубликованы в журнале «Дело». Продолжая Писарева, Шелгунов критикует произведения Тургенева, Гончарова, Писемского, Лескова, Л. Толстого. По его мнению, эти писатели безнадежно отстали от новых исторических условий. Даже роман Чернышевского кажется ему устаревшим. Такого рода критика особенно расцвела в 1870-е годы («Попытки русского сознания», «Двоедушие эстетического консерватизма», «Тяжелая утрата», «Новый реализм в литературе», «Глухая пора», «Философия застоя», «Русская сатира», «Бессилие творческой мысли»).

Основной вопрос для Шелгунова – борьба с «крепостной эксплуатацией», которая «спутала нравственные границы между людьми». Ценя в человеке и писателе сознательное отношение к жизни, Шелгунов пытается определить, что такое талант. По его мнению, талант «есть сила образного изображения в широко захватывающих картинах». Главное в таланте – общественные взгляды, любовь к отечеству, к национальной славе, патриотизм, убеждение в национальной самобытности и неразлучность этих качеств с лучшими стремлениями времени. Эти критерии позволяют Шелгунову расположить писателей по степени таланта: Гончаров – обыкновенный талант (он способен заглядывать в человеческую душу, но «не признает закона причинности и верит в моисеевский принцип награды и воздаяния»), Тургенев – талант ниже обыкновенного, поскольку своими романами «вырыл собственными руками могилу для своего поколения», Писемский – талант «очень маленький» и т. д. Идеал человека для Шелгунова – не Базаров, не Рахметов, не «новые люди», как для его учителей Писарева и Чернышевского, а «стоик», человек «дела». Для того, чтобы воплотить этот тип, нужен новый реализм, свободный от идеализма. Черты его Шелгунов увидел в очерках Решетникова. У этого писателя не нужно искать изображения «психологии» героев и индивидуального своеобразия типов. И тем не менее, он превосходит всех прежних писателей – Гончарова, и Тургенева, и Л. Толстого, и Ф. Достоевского.

Таким образом, в критической деятельности Шелгунова в известной мере завершился процесс превращения критики радикально настроенной разночинской интеллигенции из деятельности художественной в деятельность публицистическую. Это позволяет назвать критику Чернышевского, Добролюбова и их последователей критикой «публицистической», в которой окончательно возобладали не художественные, а общественно-политические критерии.

Многие из названных писателей и критиков неизвестны нынешнему читателю в силу своего невеликого таланта. Но все они остались в истории русской литературы как участники формирования ее громадной преобразующей роли в духовном развитии общества.