Директор Центра градостроительных компетенций РАНХиГС рассказала о главных проблемах российских городов, «умных» технологиях и о том, почему снос хрущевок - ошибка

Российские эксперты в области градостроительства, социологии и экономики разработали по заказу федерального правительства стратегию «Типоукладный подход к пространственной трансформации российских городов», которая является частью общей стратегии развития России до 2035 года. Подробнее о документе «РБК-Недвижимости» рассказала один из его авторов, директор Центра градостроительных компетенций РАНХиГС Ирина Ирбитская.

— Написанная вами стратегия — не единственный документ, посвященный развитию российских городов. Сейчас, например, широко обсуждаются стандарты по благоустройству городских пространств, которые разрабатывает Минстрой совместно с АИЖК и КБ «Стрелка». В чем суть вашего проекта?

— Моя группа разрабатывает интегральные решения для городов, основанные на органическом, эволюционном, ненасильственном типоукладном подходе. Правительство ставит цели роста качества жизни и роста инноваций. Пространственное развитие — одно из шести направлений стратегии. Мы создаем набор абсолютно конкретных решений — Синюю книгу мэра. На каждую значительную городскую проблему Синяя книга ответит упаковкой «проект + политика». Синяя книга ляжет в основу кодекса муниципального управления (municipal governance). Содержательный документ будет состоять из трех блоков. Первый — идентификация городской типологии и наличествующих укладов. Второй — разработка для каждого городского типа проекта, интегрирующего поукладные решения. И наконец, политика — она описывает, как этим проектом пользоваться (реализовывать, управлять, адаптировать и настраивать в случае изменения условий), как сохранять преемственность, как достичь целей к 2030 году при четырехлетних выборных циклах. Изучив застройку российских городов, мы поняли, в какой мере пространство способствует или препятствует реализации людей, насколько интенсивно используется жилая недвижимость и в каком она состоянии. Мы идентифицировали российские города по типу пространства и разработали для них стратегические решения.

— Какие города попали в ваше исследование?

— Все без исключения. Ведь мы классифицировали не собственно населенные пункты, а присущие им городские уклады. Уклад — очень жесткая конструкция, которая сохраняется на протяжении десятилетий, а то и столетий. Может показаться странным, но большинство россиян, вне зависимости от их социального статуса, живут точно так же, как их родители, бабушки и дедушки. Люди очень прочно связаны с укладами, в которых привыкли жить. Социологи утверждают, что в России существует не менее 30 укладов. Вот два уклада, знакомых каждому: инженерный уклад и латентное крестьянство. Большинство россиян выращивают овощи у себя на огороде или как минимум на балконе. Для стратегии мы взяли два десятка укладов — только те, которые выражают себя в пространстве.

— Какие?

— Вот наиболее любопытные примеры. У нас в стране существует прижелезнодорожный уклад. В свое время возле железных дорог создавались поселки для сотрудников РЖД. Их снабжали бесплатным жильем, всеми необходимыми социальными услугами и даже продуктами питания. Жители привыкли к тому, что им все дают. У них были свои дома, небольшие приусадебные участки в непосредственной близости от работы. Сейчас РЖД берет на субподряд небольшие компании и в тех людях больше не нуждается. Оказывается, что они не могут работать в ежедневном режиме, потому что всю жизнь работали сутки через двое, привыкли к своему укладу и адаптироваться к другому уже не могут.

Другой пример — крестьянский уклад. Городские грядки стали модным мировым трендом не больше лет пятнадцати назад. А для российских городов (всех, кроме, может быть, Питера) грядки или квазигрядки, цветы, высаженные рядами, будто они морковка, — вариант нормы. Скажете, без грядок не умирают? Поезжайте в малый или средний город — и увидите, как его жители остаются без работы или получают ничтожные зарплаты, но умудряются не только выживать, но и копить деньги. Крестьянский уклад политически и граждански довольно пассивен, эти люди, как правило, ничего не ждут от власти. Они знают выход из любой непонятной ситуации — делай грядки, крути банки.

Широко распространен инженерный уклад. О скандалах со сносом гаражных ракушек слышал каждый. Почему замена этих неблагообразных сараев на цивилизованные парковки вызывает такое сопротивление? Потому что там люди бесконечно что-то мастерят, чинят, экспериментируют. Причем после работы. Это не просто досуг, это проявление инженерного уклада. Забрать у них гараж — значит разрушить основание их жизни, настолько фундаментальное, что без него люди деградируют. Нам известны случаи, когда снос гаража приводил к распаду семьи.

— И где решение проблемы?

— Уклады вездесущи, но большая часть их как бы невидима, скрыта от институциональной власти. Большинство мэров, смотря на демографию, не знают, с чем имеют дело. Если разгадать укладное устройство, можно делать удивительные вещи. Мэр Чебаркуля пытался дать работу бывшим железнодорожникам на одном из городских предприятий. Те работали из рук вон плохо. Потом он догадался ввести привычный для них график сутки через двое — и эффективность выросла в разы.

Мы идентифицируем существующие в российских городах уклады. Каждому из укладов нужна своя модель «проект + политика». Проект определяет, что делать с укладом, а политика — как организовать проект, как им управлять и адаптировать под изменяющиеся условия. Города мы классифицируем по управленческому типу — ясно, что один и тот же уклад дышит по-разному в Москве, областном центре и в погибающем моногороде. Инвалид в столице живет не так, как инвалид в шахтерском поселке.

— Как это можно сделать, если вы сами говорите, что люди связаны с существующим укладом и с трудом адаптируются к новым обстоятельствам?

— Мы берем существующий уклад и доводим его до следующей эволюционной стадии. Например, исследуя Адлерский район Сочи, увидели, что жители осваивают заброшенные с советских времен чайные плантации. Это неформальный сектор экономики, но при этом очень эффективный: люди выращивают и продают чай. Они договорились с теми, которые таким же образом производят мед, и вместе устраивают экскурсии по чайным плантациям. Это уже продвинутая стадия крестьянско-собирательского уклада.

Многие местные жители на своих участках что-то выращивают, и эффективность у них в два-три раза выше, чем в крупных хозяйствах. Есть мобильные станции переработки продукции, которые работают с частниками. Если сделать ставку на такой уклад, дать зарабатывать, это неминуемо повлечет за собой изменение среды. Выйдя из тени, люди начнут проявлять себя в городе — мы увидим мощный феномен «благоустройства снизу».

— Что конкретно вы предлагаете?

—Три программы. Программа А — это интернет-города, как бы отказ от smart city в пользу открытого, свободного, антикоррупционного и очень доступного решения.

Программа Б — политика компактного города. Она насчитывает десятки мер: тут и совместное использование пространства, и интеграция традиционно закрытых городских территорий (детских садов, школ, университетов, больниц и поликлиник) в городскую среду, и интеграция новой застройки с окружением. Запрет на огораживание группы кварталов в городской черте, обеспечение дифференцированной системы пространственных, визуальных и функциональных связей с прилегающими территориями. Сохранение и вовлечение в городскую жизнь исторического и культурного наследия архитектуры и городских сред. Мораторий на снос и имитацию. Приведение городских пространств к масштабу человека. И так далее, и так далее.

Программа В — переработка и трансформация существующей городской среды с тем, чтобы существующие, «живые» уклады могли бы в ней плодоносить и эволюционировать.

— Кто сейчас захочет тратиться на внедрение интернетизированной системы, если половина регионов имеют дефицит бюджета?

— Smart сity — дорогая ненужная вещь, игрушка для богатого мэра. Мы предлагаем разработать дешевый аналог этой системы, который, в отличие от нее, будет открытым. Smart city закрывает свои данные, поэтому если что-то сломается, вы будете вынуждены обратиться за помощью к разработчику. Вы подсаживаетесь на эту систему как на иглу. Мы же соберем процессоры, датчики и сенсоры в модуль интернет-города, основываясь на принципах свободного распространения, открытости архитектуры, масштабируемости и портируемости, взятых из идеологии свободного ПО.

Города, оснащенные этими модулями, начнут сами рассказывать нам о себе. Мы же очень многого не знаем про наши города, и города не знают многого сами про себя. Совершенно обычно, что город не знает, сколько в нем зданий или сколько в здании живет-работает людей.

Например, нам нужно понять, как функционирует жилая недвижимость. Все когда-нибудь сталкивались с тем, что в доме трескаются стены. Обычно в таких случаях приходит сотрудник ЖЭКа и начинает ее бесконечно штукатурить. Если же на доме будет установлен сенсор, он тут же выдаст решение: штукатурить стену бесполезно, трещина появляется из-за скрытой протечки, которая ее разрушает.

Система интернет-города будет зачастую дешевле и удобнее, чем обращение за экспертизой к инженерам. К тому же у нас просто нет такого количества экспертов, чтобы отслеживать каждый дом. Благодаря такой системе мэр, не выходя из кабинета, получит информацию о состоянии жилого фонда города на текущий момент, а не пятилетней, а то и десятилетней давности, когда проводилось исследование.

— Последние два месяца активно обсуждается тема сноса всех хрущевок в Москве. Насколько это своевременное и правильное решение?

— Я бы не назвала это решение — в его теперешнем виде — ни правильным, ни своевременным. Многие хрущевки находятся во вполне приличном состоянии, а районы, которые они образуют, гораздо гуманнее и комфортнее, чем то, что строится сейчас. Строительство на месте хрущевок новых кварталов с многоэтажными домами очевидно приведет к резкому увеличению плотности застройки при низком качестве среды. Когда вы строите больше двух-трех башен, то должны сделать между ними большие расстояния и насытить их коммуникациями, дорогами, инфраструктурой. Это дорого и сложно, кроме того — дополнительная нагрузка на инженерные сети, которые у нас и так в плохом состоянии, и транспортную систему.

— Но ведь Москва несколько лет назад отказалась от микрорайонной застройки в пользу квартальной.

— В квартале важен его размер: он не должен превышать 2 га. Посмотрите, что происходит сейчас: ЗИЛ строится на участке более 4 га. Такой размер плохо соотносится с качеством среды. Когда у вас большой двор, вы в нем теряетесь, а ваши соседи обезличены, поэтому не возникает никакой социальной коммуникации. В компактном дворе, где вы знаете соседей в лицо и воспринимаете их как знакомых людей, эта коммуникация существует.

— В отличие от хаотичной микрорайонной застройки, хрущевская обладает очень четкой, удобной структурой и потому предоставляет массу возможностей для реновации. Какие решения здесь можно предложить?

— Во-первых, управленческое решение — жители хрущевок должны стать не участниками соцопросов, а участниками процесса и разработки проектов благоустройства и реконструкции своих домов и кварталов. Реальными заказчиками таких программ, девелоперами своих кварталов должны стать они сами, а не крупные инвесторы.

Во-вторых, пространственные решения. Мы разработали параметры, улучшающие качество среды и жизни для всех типов застройки в российских городах. Пространственный потенциал, например, среднеэтажных хрущевских кварталов — 10 тыс. кв. м недвижимости на 1 га, к ним можно добавить еще 11 тыс. кв. м. Это без увеличения этажности и ликвидации прекрасных зеленых дворов. Крупные инвесторы редко где в мире занимаются развитием застроенных кварталов. Развитие застроенных территорий — интерес мелких и средних инвесторов.

— Что могут сделать жители с дополнительными зданиями в кварталах?

— Увеличить площадь своего жилья, получить в собственность дополнительные площади и повысить свой доход за счет сдачи в аренду; за счет общедолевой коммерческой собственности обеспечить свои кварталы магазинами, кафе и другими сервисами, одновременно создав собственный фонд и капитальных ремонтов, и благоустройства территории, и коммунальных расходов. Но для этого необходимы финансовые модели, основанные на государственных грантах, субсидиях, низкопроцентных кредитах, которые выделялись бы гражданам для преобразования их кварталов.

Капитальный ремонт за наши деньги. Обсудим эту тему с Ириной Викторовной Ирбитской , директором Центра градостроительных компетенций РАНХиГС при президенте Российской Федерации.

- Наши слушатели пишут: мы-де отчисляем деньги в какие-то фонды. Что это за фонды, можно ли проверить, куда идут эти деньги? А ветхого жилья становится все больше... Исходя из чего решили, что не город, не муниципалитет, а граждане должны платить за то, что у них обваливаются балконы и протекает крыша?

Ирина ИРБИТСКАЯ : Нам придется вспомнить, как проходила приватизация жилья. Фактически восемьдесят (если не больше) процентов жителей страны стали собственниками жилья. А собственник - это безумная ответственность, и если ты ее не несешь, то это странно... Во время приватизации государство сбросило с себя груз ответственности за обеспечение жильем граждан России, хотя по конституции у нас социальное государство, но это было поддержано населением, и понятно, почему: люди истосковались по собственности и с радостью эту собственность приняли...

Но был упущен важный момент. При передаче собственности тот, кто ее передает, - в нашем случае государство, - тоже должен нести ответственность. Одно дело, когда передается новый дом, другое - дом в плохом состоянии. И, на мой взгляд, честно было бы при передаче такой собственности сначала привести ее в надлежащее состояние, чтобы люди могли там жить, а не бесконечно латать дыры..

За прошедшие годы это все превратилось в абсолютный снежный ком. Система проведения капитального ремонта и система государственных гарантий не была должным образом разработана. Если у нас социальное государство, то вопрос роста социального капитала стоит на первом месте как ответственность государства за этот процесс.

Что такое рост социального капитала? Это не когда человек отдает последние деньги, чтобы обеспечить себе крышу над головой, а занимается самообразованием, развитием. И здесь возникает вопрос: почему граждане, которые получили некачественное жилье, должны мало того, что платить за него полностью, так еще и вносить деньги непонятно куда? Я призвала бы граждан помнить, что у нас в конституции записано: никто не имеет права в принудительном порядке заказать какую-то услугу, да еще и оплатить ее вперед.

Ирина ИРБИТСКАЯ : Сейчас у нас масса протестов от населения; мы делали доклады в Минстрой, что эту практику необходимо прекратить, поскольку она нарушает конституцию в двух пунктах... Люди не обязаны из последних сил обеспечивать себе крышу над головой. И ответственным собственником может стать только тот человек, у которого есть какие-то ресурсы...

В России слишком большой контраст между богатыми и бедными, и значительная часть населения у нас не может себе позволить содержать жилье в должном качестве. Соответственно, государство, как и в развитых странах, обязано принять на себя функцию обеспечения граждан жильем. Для этого есть разные формы, в том числе те, что существовали в Советском Союзе...Это жилье социального найма...

Из личного архива

— В апреле в интервью РБК вы рассказывали о стратегии «Типоукладного подхода к пространственной трансформации российских городов» (является частью общей стратегии развития России до 2035 года — прим. ред.). Сегодня у вас есть конкретный пример, основанный на вашем подходе?

— Проект сделан для Новосибирска. Это одиннадцатый наш проект, основанный на типоукладном подходе и первый — после Стратегии-2035. Для моей команды (Центра градостроительных компетенций) проект знаковый и интересный. Перед Новосибирском стоит задача построить многофункциональную ледовую арену. Ведь Новосибирск — один из основных претендентов на право проведения молодежного чемпионата мира по хоккею с шайбой в 2023 году. И для меня — как для «доктора городов» — это проект-вызов. Такого типа объекты, во-первых, страшно дороги в реализации, а во-вторых, это расходная статья бюджета в период эксплуатации. И даже если там проводить очень много событий, это, как правило, все равно не покрывает эксплуатационных расходов. Поэтому я поставила себе задачу, чтобы у города, с одной стороны, появилась арена и был проведен МЧМ-2023, ведь это важно для статуса города. А с другой стороны, моей задачей было сокращение нагрузки на бюджет в долгосрочной перспективе.

Строительство и проектирование арены без понимания, что будет с объектом дальше — вредительство. В период неизбежных экономических спадов финансирование и поддержка снизятся, что приведет к деградации территории, где будет построен объект. Это видно из общемировой практики. Когда мега-проекты строятся на удалении от городской застройки, они быстро приходят в упадок и маргинализируют все пространство вокруг. Моей задачей было избежать этого всеми возможными способами. Моя команда провела метаанализ огромного количества западных исследовательских работ, где показано, при каких условиях существуют подобные проекты, когда они выживают, а когда — нет. Наша гипотеза подтвердилась — 81% провалившихся проектов расположены на отшибе.

— Вы разрабатывали документы стратегического планирования субъектов РФ, то есть знакомы не понаслышке с градостроительными аспектами городов России. Чем отличается проект в Новосибирске?

— Во-первых, отпечаток накладывает климатическая зона. Если в Сочи на территории прибрежного кластера ветер в жару скорее на пользу, чем во вред, то в Новосибирске категорически нельзя оставлять огромные пустые территории, и сам планировочный подход должен обеспечивать глушение воздушных потоков. Сходство с сочинским кластером в том, что здесь есть набережная, и это один из ключевых факторов устойчивого развития такого типа объектов. Не нужно преуменьшать значение имиджевых видов: объект скорее попадет на картинку туриста, если он еще и отражается в воде. И Новосибирску повезло, что у них на берегу есть свободное пространство, которое позволяет сформировать красивый имидж, который позволит ему разнестись по миру и обеспечить то, что называется «первичный туристический интерес».

В российском контексте сейчас очень многое строится, например, к чемпионату мира по футболу 2018 года. Некоторые изученные нами объекты имеют ряд ошибок, которые мы исключили у нас. Сопутствующая жилая инфраструктура отсутствует, а это необходимо, ведь мы знаем, что гостиничного фонда в России недостаточно, у нас вообще эта сфера не развита. И если вы хотите привлекать туристов, помимо аттрактов должна быть целая инфраструктура жилья различной длительности проживания.

Помимо того, что люди ездят в другие города ради событий и чтобы посмотреть на памятники, люди в первую очередь потребляют городские среды. Ни в одном из проектов, которые сейчас строятся в России к чемпионату мира, вопрос городской среды и этого туристического аттракта вообще не рассматривается. Либо они возводятся с хорошим благоустройством в европейских стандартах, или в соответствии с советским градостроительным наследием со стандартной планировочной структурой, про которую уже ясно, что она не работает.

— Знаете ли вы аналоги в России?

— В России есть кейсы интегрированных в городскую среду спортивных объектов. В Сочи, например, два кластера: один — на берегу, второй — в горах. Это не стадион (не совсем корректное сравнение), но, тем не менее, когда там только начинали строить сооружения для зимних видов спорта, многие были не согласны, но сейчас горный кластер приносит больше рутинных денег, создает больше локальных рабочих мест, чем прибрежный.

Это место стало более популярным просто потому, что там есть городская среда, и я не про эстетические достоинства. Это плотная компактная городская среда на фоне гор. Именно городская среда является генератором устойчивого качества тех спортивных объектов, которые там построены.

— Почему отдельные объекты уже «не работают» в концепциях развития городов?

— Когда осуществляется отраслевой подход, строится объект без понимания того, что его будет окружать и как он будет дальше работать, этот объект в будущем принесет не пользу, а вред. Мы хотели всеми возможными способами создать ресурсообменную систему, то есть стадион должен работать не только на спорт, имидж, на гордость горожан, но и что-то в рутинном режиме давать горожанам. Станция метро не должна быть просто станцией метро, она должна трансформироваться в транспортно-пересадочный узел, но не российской модели, когда ТПУ превращается в огромный гипермаркет и паркинг, должна быть разработана модель транзитно-ориентированных территорий, то есть та, которая развивается за счет пассажиропотока и которая развивает саму территорию.

— Расскажите об организационно-управленческой модели новосибирского проекта.

— В первую очередь я расскажу о потенциале участка. В Новосибирске мы хотели не просто создать отрезанную от города городскую среду. Наш основной принцип заключается в том, что мы должны создать не просто красивую вещь, а устойчивую модель, которая возникает тогда, когда вы делаете что-то, что является дефицитным для города, и люди могут этого еще даже не понимать.

Мы посмотрели, что дефицитно в Новосибирске. Это относительно молодой город, и создан он почти на пустом месте, не с целью комфортной жизни, а с целью производства и целью освоения Сибири, в качестве геополитического центра. И это чувствуется в городе. Наша задача была в том, чтобы создать центр нового формата на левом берегу Оби, где в районах спальной советской застройки фактического центра нет. Сам факт наличия свободного участка в черте города, да еще и на берегу реки — большая удача для Новосибирска. Да, участок тяжелый, это территория затопления. Конечно, вода спадает, но сейчас, в июне, она еще стоит.

— Как это решается в проекте?

— Город будет приводить территорию в порядок, сделав насыпь высотой в восемь метров. В противном случае ее невозможно содержать в приемлемом состоянии и сделать комфортной для людей. Наше предложение заключается в том, что рядом со стадионом появится новый городской центр Новосибирска — левобережный, принципиально нового формата.

Что в нем нового? Во-первых, мы использовали типоукладный подход. Мы хотели, чтобы молодые новосибирцы не хотели покидать город, мы провели опросы, и увидели, что большое количество молодежи не может найти себе применения в городе. Когда мы выявили, люди каких укладов собираются уезжать, мы поняли, что это инженерный уклад и его эволюционная ветвь, IT. Кроме того, из опросов мы получили информацию, что если бы в городе была комфортная среда, многие предпочли бы остаться, потому что это родина, потому что в городе остаются родители. Мы проанализировали морфотипы застройки, в которых новосибирцы чувствуют себя комфортно. Люди, которые живут в застройке микрорайонного типа, довольны тем, что у них не ездят машины, зеленые дворы, нет чужаков, у них есть рядом социальная инфраструктура. Но им не нравятся маленькие квартиры, отсутствие балконов или их маленький размер, невозможность устроить поблизости грядки. И тут мы прямиком переходим к крестьянскому укладу. А еще — и это свойственно всем российским городам — ощущается нехватка площадей, большой дефицит прогулочных общественных пространств.

В результате у нас сложилась следующая программа: мы делаем не одну площадь, а сеть. Количество площадей четко увязано с количеством сообществ: вокруг каждой — формируется сообщество из порядка 2-2,5 тысяч жителей (около 800 семей), это промежуточный размер между микрорайоном и районом. Эта площадь одновременно служит коллективным двором, где коммьюнити может собираться, устраивать свои праздники.

— А как люди преодолеют настороженность перед новыми соседями?

— Я в этом смысле модернист, но не аффектированный, я могу подвести доказательную базу под то, что пространство довольно серьезно влияет на уровень доверия друг к другу. Когда люди поселяются в микрорайонную застройку, где расстояние между домами так велико, что даже знакомого издалека не разглядеть, включается инстинкт не доверять тому, что не видишь. Правильно спланированное пространство чужих людей делает своими. У человека в правильно структурированном пространстве есть понимание, что он всегда легко может попасть из общественного пространства в свое частное. Люди, которые живут в городах, нуждаются в двух принципиально противоположных вещах.

Первое — это высокой плотности социальные связи как элемент, необходимый для выживания за счет поддержки других, а второе — это анонимная жизнь, когда вы выходите в город и хотите иметь возможность не встретить никого знакомого, хотите побыть и в городе, и в одиночестве одновременно. Если за счет планировочных решений реализуются две эти возможности — это победа. В сущности, новый тип квартала, который мы разработали специально для города — это квартал, который стремится стать микрорайоном. Это ТСЖ в размерах квартала, которое имеет шесть типов двориков, закрытых от чужаков, и один двор-площадь для всех. Это как гостиная и маленькие спальни в масштабе города.

— Как повлияет проект на привлекательность города для российских и иностранных туристов?

— С одной стороны, когда будет построена арена, она вызовет интерес и у внутренних туристов, и у зарубежных. Об этом будут говорить, крупнейший стадион на крупнейшей сибирской реке в городе со сложным климатом. Это будет работать в течение трех-четырех лет. Но если сказать, что не только сформирован спортивный квартал, проведен МЧМ-2023, но и создан беспрецедентный для мира новый городской центр XXI века, где кварталы стремятся стать микрорайоном, а дома стремятся стать кварталами — это будет работать всегда.

Что такое микрорайон? По определению — городская единица, которая обеспечивает полный цикл жизни, где есть вся социальная и сервисная инфраструктура. А квартал — это наименьшая городская единица, в которой есть двор и дома вокруг двора, иногда с минимальной инфраструктурой. Когда мы говорим, что наши дома стремятся стать кварталами, это означает, что помимо дворов, да еще и на разных уровнях, в них есть сервисная инфраструктура. В каждом доме мы заложили семь типов квартир, включая, например квартиры с участками. И это не только таунхаусы, встроенные в первый этаж. У нас есть технология, которая позволяет обеспечить доступную конструкцию для растений с учетом сурового климата, и это дает возможность делать такие квартиры на любом этаже. Помимо спортивного квартала, на будущей набережной мы запланировали зоны для воркаута: жители смогут заняться фитнесом под открытым небом.

В результате спортивный квартал станет генератором спортивного образа жизней для жителей, предоставляя услуги платно и бесплатно и сокращая часть издержек на эксплуатацию арены. Другую часть издержек будут покрывать за счет мультфункционального формата арены. Здесь планируется достаточно большое количество мероприятий в год, причем не только спортивного характера: концерты, бизнес-мероприятия, различные форумы, конференции, выставки.

— Что даст этот проект жителям Новосибирска, области и всей стране в целом?

— Ресурсообменная система, которую мы сформировали, обеспечивает среду для реализации дефицитного для Новосибирска образа жизни: молодежи нужен спорт, они осознали, что культура долгожительства важна.

Речной фасад, сформированный зданиями нового центра, позволит городу получать доход, который компенсирует издержки на очень дорогое обслуживание набережной, ведь дамба требует постоянных бюджетных вливаний на обслуживание и эксплуатацию. Мы предложили не строить дамбу непосредственно по кромке воды, а сделать двухчастную набережную. На уровне будущего нового центра расположится линейный парк. А на второй части — с островом и естественным берегом — будет сохранена естественная экосистема крупнейшей сибирской реки. Мы предлагаем превратить затапливаемый остров в экосистемный мультифункцинальный парк международных, общероссийских и локальных биеннале — арт-биеннале, климатических, научных, бизнес-биеннале, и, разумеется, спортивных. Здесь можно будет проводить мероприятия международного уровня.

Гораздо более дешевая конструкция, чем дамба, — круговая смотровая площадка на сваях по центру острова — позволит наслаждаться видами разлившейся Оби в период затопления. Она будет использоваться в качестве трибуны, сцены или просто места для ежедневных прогулок круглый год.

Почему одни научные центры мира пользуются популярностью, а другие нет? Потому что в одних есть «фишки». Например, Институт Макса Планка в Бонне интегрирован в сердцевину торгового центра так, что из любого кабинета можно наблюдать за шопингом. Любой ученый поедет за новым переживанием. Известно, когда ученые сидят в душном зале — и ничего кроме него не видят, коммуникация проходит хуже.

Научная среда — известная на весь мир особенность Новосибирска. Мы не пытаемся создать второй Академгородок здесь, но дать студенчеству левобережных районов свою точку сборки рядом, очевидно, нужно, поскольку на это есть запрос. В одном из кварталов я предлагаю устроить небольшой IT-колледж, маленький центр открытого образования. Это будет второй элемент сети научных объектов в новом центре Новосибирска.

Для молодежи мы реализуем еще один формат, которого почему-то в России нет, кроме спонтанно реализованных случаев, но все, что делается неосознанно, получается неудачно. Я говорю про здания без дворов. Молодежи нужен не двор (из мирового опыта — дворы общежитий редко привлекают студентов), а площадь с кафе, антикафе, студиями и сопутствующими учебе сервисами. Например — прачечные, полиграфия, канцелярские товары и так далее. В новом центре для студенчества мы выделили два примыкающих к метро, квартала. Каждый — имеет площадь, сформированную двумя новыми типами жилых домов. Есть дома для семей с детьми и пожилых людей, стремящиеся стать кварталами. Есть второй тип — свободно стоящие на площади дома для студентов и молодых людей с небольшими студиями, которые будут доступны как для покупки, так и аренды, и могут использоваться как небольшие гостиницы.

Иллюстрация предоставлена Ириной Ирбитской

Всего в новом центре девять кварталов, каждый со своей площадью, камерными пешеходными улицами, с локальными городскими бизнесами и сервисами: спортивный квартал с ареной, хоккейным центром и открытым для всех стадионом; два студенческих квартала; один городской квартал с социально-ориентированными сервисами (частные студии для детей и взрослых, частные библиотеки и так далее); два квартала на набережной с площадью, открытой на воду и инфраструктурой, ориентированной на променад линейного парка (кафе, студии и магазины сопутствующих сервисов и товаров); три социальных, ориентированных на семей (центром является двор школы и детского сада, в вечернее время открытый для общего доступа).

Принцип «два в одном» (sharing space) мы отработали и проверили на практике еще в проектах 2007 года. Он показал свою эффективность — мы экономим огромное количество ресурсов и можем сделать площадки школьного двора очень качественными.

Для того, чтобы привлечь инвестиции на реализацию дамбы, городу стоит заложить какой-то центр на воде. Самое простое — дополнительный функционал спортивного квартала, водные виды спорта. Моя рекомендация состоит в том, чтобы открыть Центр молодых родителей, ведь то, как люди воспитывают своих детей — это тоже уклад, который очень тяжело и медленно меняется. Одновременно это создаст рабочие места нового типа, привлечет инвестиции — и у города появятся внешние средства на реализацию части дамбы, появится оператор, который будет следить хотя бы за частью дамбы.

Другой важный момент — транспортная инфраструктура: в нашем новом центре для транспорта открыты только две улицы, остальные пешеходные — и там возможен только проезд спецтранспорта и резидентов. Каждый квартал имеет свой многоуровневый паркинг, причем он запроектирован не с классической высотой этажа в 2,4 метра, а 3,6 метра, чтобы, когда мы доживем до времен тотального car-free, была возможность переделать эти помещения под другие функции.

Еще один ключевой принцип нового центра — в том, что каждый объект является элементом сети: IT-колледж непрерывного образования, школа, старшие группы детских садов, частные образовательные студии и кружки станут единой образовательной сетью. А младшие группы детских садов, частные детские студии, детские площадки всего центра — единой сетью детства. Арена, хоккейный центр, экосистемный парк и набережная с зонами для воркаута станут сетью здорового образа жизни и интеллектуального досуга одновременно. Магазинчики шаговой доступности и другие сервисы — сервисной сетью локальных бизнесов на территории. Все эти сети пересекаются друг с другом, взаимодействуют и формируют городскую среду.

Когда вы создаете новую комфортную среду, потребителем которой является любой случайный человек, вы гарантируете, что жители прилегающих районов предпочтут выйти за хлебом к вам в район, потому, что они одновременно могут отвести ребенка в студию, сходить в косметический салон, позаниматься спортом, да и просто посидеть на комфортной площади или прогуляться.

Возвращаясь к началу нашего разговора — люди едут в первую очередь туда, где есть интересная городская среда. Музей городских сред — справедливое название для этого нового центра. Я более чем довольна результатом моей команды.

— Какие тенденции развития городских территорий ждут российские города в ближайшие несколько лет?

— Как всегда, здесь есть развилка. Если будет сохраняться инерционный сценарий городского управления, то ничего хорошего наши города не ждет. Больше шансов выжить и перенастроиться есть у городов масштаба районных центров. Потому что там - в силу размеров города - ближе связь власти с жителями и нет пиетета перед властью. Кроме того, в малых районных центрах большая часть территории - частный сектор, а значит у людей больше шансов на выживание за счет устойчивых отношений внутри укладов неформального сектора экономики. В больших городах при сохранении трендов, я имею в виду, например, московскую реновацию, произойдет декапитализация недвижимости, снижение инвестиционной привлекательности домов в условиях негарантированной собственности.

Второй наметившийся тренд — спущенное с федерального уровня благоустройство. То, как оно реализуется, травмирует малый и средний бизнес, строительная логистика сделана очень плохо, никто не продумал мероприятий, которые позволят малому бизнесу выжить. Если в такой же парадигме будут проходить благоустройства в 40 городах, будут затрачены огромные бюджетные федеральные средства, а дальше - при нехватке бюджета - все довольно быстро придет в негодность. В конечном итоге это ведет к фрустрации и ухудшению качества жизни в городе.

Если же мы перейдем к финансово-управленческим моделям, социо-пространственным и экономико-пространственным моделям, включающим всех возможных стейкхолдеров, это будет означать, что в принятии стратегических и локальных решений принимают участие все группы стейкхолдеров, и тогда у российских городов и, соответственно, России, есть шанс.

Если будет принята «Синяя книга мэра» — с типоукладным подходом в качестве инструкций для городских управленцев — и открыта для всех горожан, то шансы на рост резко возрастут. Я не верю в краткосрочные образовательные программы для мэров. За год, даже за шесть лет невозможно научиться решать проблемы сверхвысокого уровня, к которым относятся и городские. Например - по выводу моногорода из кризиса.

Должно быть руководство по управлению городом, методическое пособие состоящее из трех блоков. Во-первых, идентификация, описывающая городские типологии и наличествующие уклады. Во-вторых, проекты, разработанные для каждого городского типа и интегрирующие поукладные решения. В-третьих, опыт политиков, которые описывают, как этими проектами пользоваться, как сохранять преемственность, как достичь целей в горизонте Стратегии-2035 при четырехлетних выборных циклах. В-четвертых, как преодолеть публичные риски, как найти общий язык с горожанами, внешними инвесторами, со всеми стейкхолдерами городских проектов. Важно донести до мэров, что нужно делать и что важно спрашивать у людей, чего они хотят. Именно так выживают города и достигают успеха. Судя по всему, у Новосибирска есть все шансы.

Интервью подготовила Алиса Прихудайлова

Основатель, директор Центра градостроительных компетенций Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, соучредитель и руководитель проектного бюро «Платформа», архитектор, урбанист, эксперт по вопросам развития территорий Ирина Ирбитская живёт и работает в Москве. Она любит этот город, который, ко всему прочему, даёт много возможностей для профессиональной деятельности, реализации собственных идей.

– Несколько слов о ваших основных занятиях. Центр градостроительных компетенций, проектное бюро «Платформа»...

– Центр – это такая разновидность госслужбы, парадоксально сочетающей в себе академические свободы и определённый вид обязательств: Центр является одним из многих в РАНХиГС правительственных консультантов по вопросам городского развития.

Сейчас руководство Академии рассматривает возможность развития Центра до федеральной сети с филиалами в городах-миллионниках. Это будет сложная система с открытым идеологическим и методологическим центром в Москве и независимым управлением на местах. Контролировать сложные системы тоталитарным путём неэффективно. Важный принцип в любом деле: ты реализуешь свои интересы через реализацию интересов других. Если человек себя не видит в процессе, он либо будет не очень эффективен, либо вовсе будет мешать.

– А бюро – это ваш бизнес?

– Это уже бизнес. Проектное бюро существует уже 10 лет. Мы начинали (как очень многие архитекторы) с интерьеров. Потом был масштабный рост, который, кстати говоря, поразительным образом легко давался.

С интерьеров постепенно – даже не постепенно, а резко, – мы быстро перескочили на градостроительные проекты, минуя архитектурные.

Мы фактически сделали «пробивную» вещь: это был проект-манифест квартальной застройки для района «Коммунарка». Это был 2005 год, и проект лёг в стол, как многие наши проекты. Однако мы в себе уверены, ведь прошло 6 лет, и эта идея пошла в работу на уровне Москвы.

« Важный принцип в любом деле: ты реализуешь свои интересы через реализацию интересов других.»

В этом проекте были заложены новые принципы градостроительства. Не постсоветские, а просто адекватные тем запросам, которые пока ещё не сформулированы обществом. Просто ты чувствуешь, как людям нужно было бы жить, как бы они хотели жить – и как бы хотели жить сообщества этих людей.

Именно хотели бы. Потому что сформулировать своё желание относительно размещения себя в пространстве удаётся даже немногим профессионалам. А уж ожидать этого в массовом порядке не приходится. Эти цели и желания всё-таки должны формулировать профессионалы.

Мы вышли на градостроительный и архитектурный уровень. Архитектурные проекты – это здания жилые, офисные, небольшие торговые центры. Моя особая страсть – новые модели городской недвижимости. Их время ещё не пришло, но теперь я знаю, в каком году оно придёт.

Сейчас в «Платформе» три подразделения. Подразделение дизайна – это более широкое понятие, чем просто интерьер. Они занимаются и ландшафтным дизайном, и дизайном городской среды, и объектным дизайном, и интерьерами.

Есть архитектурное подразделение. Есть градостроительное подразделение, которое занимается мастер-планами.

За эти годы мы выработали партнёрские отношения с разными инженерными компаниями и исследовательскими институциями – лучшими в Москве и в Санкт-Петербурге. Москва – вообще центр заказов, потому что специалистов мало в стране.

Так получилась комплексная вещь, соответствующая сложности мира, в котором мы живём. Мы производим интеллектуальный продукт, я бы сказала – интеллектуально-гуманитарный.

« Моя особая страсть – новые модели городской недвижимости. Их время ещё не пришло, но теперь я знаю, в каком году оно придёт.»

– На ваш взгляд, понятие «идеальный город» само по себе правомерно?

– Наверное, если задать такой вопрос любому архитектору, у каждого будет разное видение такого города. На мой взгляд, идеальный город – это город, в котором человек может себя реализовать. Эта такая интегральная вещь, которая может разделяться на совершенно разные показатели и признаки – в зависимости от того, кто в этом городе живёт. Это социальные системы, в первую очередь.

Эстетика здесь тоже выполняет определённую роль. Это своего рода «каменный дух города». Без духа город себя плохо чувствует как минимум, а вообще-то может и исчезнуть.

Образно говоря, в городе есть хард и есть софт. Хард – это всё, что имеет физическое выражение, то есть некоторые материальные ценности. А есть ценности нематериальные. Для очень многих людей эти нематериальные ценности попадают в раздел иррационального – иррациональное и ненужное. Есть такая ошибка, заблуждение, что всё, что иррационально – не обязательно.

Но это иррациональное создаёт разнообразие городского пространства. А разнообразие с течением времени как раз и даёт разнообразие возможностей что-то сделать.

Например, на проспекте в городе можно ходить только «строем». В данном случае на проспекте человек, двое людей себя почувствуют дискомфортно, это слишком большое пространство для них двоих.

Если есть узкая улочка средневековая шириной 6 метров, это пространство для двоих, троих, четверых. Они себя будут чувствовать людьми в этом пространстве, а не «точкой в днестровских плавнях», как сказал поэт.

Так что идеальный город – это в первую очередь город, в котором есть физический дух и возможность реализации многих целей.

– Одна из ваших лекций называется «Город, комфортный для человека с любым достатком». Насколько это реально?

– Это абсолютно реально.

– Такой город надо строить с нуля, на пустом месте?

В истории советского или российского градостроительства есть очень много успешных примеров районов, комфортных для проживания.

Скажем, в Москве есть кварталы доходных домов у Патриарших прудов. Это комфортная среда: она сомасштабна человеку. Много коллективных дворов, интересный фронт улиц, есть Патриаршие пруды как общественное пространство. Это успешнейший пример, формирующий определённый образ жизни, безусловно. Это в наших мерках уже не столичный формат.

Есть сталинская застройка, когда есть квартал – двор, образованный каре-образными зданиями. Это производная от неоклассицизма. Ошибка этих кварталов заключалась в том, что там слишком большие размеры. Эта имперская патетика идёт вразрез с обычным человеческим бытованием.

Хотя патетика городу нужна. А в какой форме – это каждый город презентует по-своему. Кто-то ставит Эйфелеву башню, которая становится символом целой страны, а кто-то действует по-другому.

Есть ещё прекрасный пример конструктивистских кварталов, уже меньшего масштаба, чем сталинские. То есть ещё меньшего. В их основе была чистая прагматика. Нужно было расселить людей минимальными средствами.

Характерный пример в Москве – район у метро «Спортивная», где уже небольшая лепка дворов, есть фасады улиц. Есть бульвары, зелень, скверы.

Это принципиальное отличие от европейского города – много зелени. Очень многим людям нравятся старые европейские города, потому что там узкие улочки, много пешеходных зон, камерность. Но никто ведь не осознаёт, что зелени там мало.

В этом смысле конструктивистские районы – это большой прорыв. Я считаю, что в российском градостроительстве (в его хороших примерах) были как раз те тренды, которые сейчас очень модны в мире (зелёная экономика, эко).

Если сравнить город европейский и город российский, вы увидите очень много схожего – архитектура, различные стили.

Но вы увидите одно принципиальное отличие: у нас очень «рыхлые» города по сравнению с европейскими. У нас и тут, и там, везде почти есть небольшие и большие пустыри, заросшие сиренью, сорняком и часто мусором.

Это очень интересно. Потенциал этой «рыхлости» до конца не осмыслен.

Возвращаясь к постулату «Город, комфортный для человека с любым достатком». Мы должны сохранить, очень хорошо проанализировать своё наследие, выделить и адаптировать к сегодняшней жизни его потенциал.

– Как адаптировать? Легко сказать!..

– Например, район у метро «Спортивная». Там просто нужно сделать качественные газоны, положить нормальный асфальт, убрать бордюрный камень, покрашенный в зелёный с жёлтым. Всё, больше ничего. Не нужно нового колоссального строительства.

– Но там старые дома. Они требуют ремонта...

– Это другой вопрос. Решаемый. Можно, конечно, его не решать, а просто строить новые районы за МКАДом... Но это тупиковый путь. У тебя работа в центре, а живёшь ты за 50 километров, где-нибудь в новопостроенном посёлке. Это нерационально. Потому что как только мы увеличиваем до такой степени расстояние от дома до работы, появляется необходимость обслуживания инженерной инфраструктуры, транспортной инфраструктуры. Это деньги. И немалые. Это роскошь, за которую платят все. Жить за 50 километров от Москвы, а работать в центре – это роскошь. Не потому что вы живёте в дорогом доме – вы можете вообще в лачуге жить.

Мы разработали ряд принципов, подходов – в течение 12 лет изучая и проверяя на моделях опыт российского и западного градостроительства, разработали новую систему для российских городов. Именно принципы: как должны формироваться и конструироваться города с учётом будущих изменений. Будущее ведь отбрасывает свои тени в прошлое.

Что касается реконструкции нашего архитектурного и градостроительного наследия, конструктивистских домов...

– Здесь уже нужна государственная политика...

– Безусловно. В любой стране высшая политическая воля должна быть. Это должны быть государственные бюджеты и, безусловно, горизонтальные инвестиции тоже. Я имею в виду современных собственников – не собственников с рудиментом советского мышления «мне должны». Вы купили жильё – вам больше никто ничего не должен.

Продайте квартиру и уезжайте туда, где вам не нужно вкладывать столько средств в недвижимость, её реконструкцию и поддержание в нормальном состоянии. Либо вы, жильцы, собираетесь, договариваетесь и добиваетесь выделения гранта на реконструкцию ваших домов со стороны государства. Это нормальная практика в развитых странах.

– Вы, наверное, много ездили по миру. Какие города вам нравятся?

– Мне нравится Москва. Если бы мне не нравилась Москва, я бы не стала здесь жить. При всех нелепостях, которые здесь происходят... Я вообще считаю, что Лужков лишил целое поколение людей нормальной городской жизни. Вместе с тем это всё-таки город, в котором сконцентрировано лучшее, что есть в стране. Я не говорю, что этого лучшего нет в других городах, но здесь наибольшая степень концентрации разнообразных моделей жизни.

И потом, для меня Москва – проектная площадка. Мне здесь интересно.

Я прожила довольно долгое время в Германии, исследовала системы европейских городов. Я видела разные образы жизни, которые предоставляют города.

Раньше я очень любила Амстердам, пока я там не провела много времени. И мне вдруг стало там тесно и душно.

Я восхищалась Роттердамом, где много современной архитектуры. Но он всё-таки слишком стабилен, упорядочен, а в последнее время слишком моден, мне там мало фундамента.

Я очень люблю Париж. Он похож на Москву по городской структуре – одновременно и плотная, и «рыхлая» застройка.

Я 18 лет не была в Екатеринбурге, в котором училась 3 года. Недавно съездила, и мне он тоже понравился, потому что это очень драйвовый город. Мне нравятся города, где есть драйв и разнообразие.

Безусловно, идеальный город – это город, в котором есть и зоны тишины, и зоны активности. Во всех городах есть большой дефицит правильно расположенных и правильных размеров зон тишины.

Действительно, иногда ты устаёшь от общения, и нужно восстановиться в одиночестве.

Такие зоны тишины есть. Хочется уехать в домик, сесть на лужайку и никого не видеть. Это должно быть реализовано в городе.

В идеале не нужно, чтобы для этого была необходимость сесть в машину, долго-долго ехать.

– В Москве таких мест немного.

– Не только в Москве, практически во всех крупных городах мира. Есть спальные районы, в которых вроде бы такая пустота, но это не зона тишины. Есть парки, это тоже не то. Именно образ жизни, который формируется не только общественным пространством, но и твоим личным.

По-хорошему, если мы возьмём коттеджную постройку и возьмём городскую застройку, то есть загородную и городскую. Идеальный город – мы берём одно и другое и на небольших расстояниях внутри города «смешиваем».

Это и есть хороший город. Вы прошли 500 метров и попали в зону тишины с маленькими домиками с палисадничками. Прошли ещё 500–1000 метров и попали опять в активную зону. Это должны быть короткие расстояния от той и другой территории, от того и другого образа жизни. Вот это идеальный город. Я пока не вижу таких городов. Но, надеюсь, они будут. Это города будущего.

Ирбитская Ирина Викторовна,
основатель, директор Центра градостроительных компетенций РАНХиГС при Президенте РФ.

Архитектор, урбанист, эксперт, консультант по вопросам развития территорий, городской недвижимости, городской среды.
Соучредитель и руководитель проектного бюро «Платформа».

Окончила Московский архитектурный институт (1999 г.), специальность – «архитектор».

Советник Союза российских архитекторов (САР).
Член Союза московских архитекторов (СМА).
Соучредитель НП ГАРХИ (Некоммерческое партнёрство «Гильдия архитекторов и инженеров»).
Член жюри международных и национальных градостроительных и архитектурных конкурсов.
Лауреат международных и национальных премий в области архитектуры и градостроительства.
Руководитель разработок документов стратегического планирования субъектов РФ, автор более 70 концепций различного масштаба (градостроительство, архитектура), в том числе концепции развития Московской агломерации, концепции развития Инновационного центра «Сколково», жилых кварталов в Калининграде, Волгограде, Воронеже, Минеральных Водах, посёлке Коммунарка и др.