Атомные подлодки и прочие суда с ядерными энергоустановками используют радиоактивное топливо - главным образом уран - для превращения воды в пар. Полученный пар вращает турбогенераторы, а те производят электроэнергию для движения судна и питания различного бортового оборудования.

Радиоактивные материалы, подобные урану, выделяют тепловую энергию в процессе ядерного распада, когда неустойчивое ядро атома расщепляется на две части. При этом выделяется огромное количество энергии. На атомной подлодке такой процесс осуществляется в толстостенном реакторе, который непрерывно охлаждается проточной водой, чтобы избежать перегрева, а то и расплавления стенок. Ядерное топливо пользуется особой популярностью у военных на подлодках и авианосцах благодаря своей необычайной эффективности. На одном куске урана размером с мяч для гольфа подлодка может семь раз обогнуть земной шар. Однако ядерная энергия таит в себе опасность не только для экипажа, который может пострадать, если на борту произойдет радиоактивный выброс. В этой энергии заложена потенциальная угроза всей жизни в море, которая может быть отравлена радиоактивными отходами.

Принципиальная схема машинного отсека с ядерным реактором

В типичном двигателе с ядерным реактором (слева) охлажденная вода под давлением попадает внутрь корпуса реактора, содержащего ядерное топливо. Нагретая вода выходит из реактора и используется для превращения другой воды в пар, а затем, остывая, вновь возвращается в реактор. Пар вращает лопасти турбинного двигателя. Редуктор переводит быстрое вращение вала турбины в более медленное вращение вала электродвигателя. Вал электродвигателя при помощи механизма сцепления соединяется с гребным валом. Кроме того, что электродвигатель передает вращение гребному валу, он вырабатывает электроэнергию, которая запасасется в бортовых аккумуляторах.

Ядерная реакция

В полости реактора атомное ядро, состоящее из протонов и нейтронов, подвергается удару свободного нейтрона (рисунок ниже). От удара ядро расщепляется, и при этом, в частности, освобождаются нейтроны, которые бомбардируют другие атомы. Так возникает цепная реакция деления ядер. При этом освобождается огромное количество тепловой энергии, то есть тепла.

Атомная подлодка курсирует вдоль побережья в надводном положении. Таким кораблям надо пополнять топливо лишь один раз в два-три года.

Группа управления в боевой рубке наблюдает за прилегающей акваторией в перископ. Радиолокатор, гидролокатор, средства радиосвязи и фотокамеры со сканирующей системой также помогают вождению этого судна.

12:07 am - Первая советская атомная подлодка. История создания 1

Жильцов: - Вы назначены старшим помощником командира первой опытной атомной подводной лодки. Еще я узнал, что командира лодки пока не подобрали и всю работу по подбору, вызову, устройству и организации обучения экипажа предстоит возглавить мне. Признаюсь, я опешил. Мне, двадцатишестилетнему капитан-лейтенанту, предстояло решать все вопросы в управлениях, где любой офицер был старше меня и по званию, и по возрасту. Документы, необходимые при формировании экипажа, придется подписывать у руководителей высокого ранга. А я не умел щелкать каблуками на паркете, и любимой моей формой одежды был промасленный рабочий китель.

Увидев мое замешательство, новый начальник поспешил меня «подбодрить»: по окончании испытаний новой подводной лодки лучшие офицеры будут представлены к высоким государственным наградам. Был, правда, тревожный нюанс: провести испытания еще не построенной лодки принципиально новой конструкции с еще не подобранным и не обученным экипажем предполагалось через шесть-восемь месяцев!

Поскольку и речи не могло быть о том , чтобы кому-то рассказать о моем новом назначении, пришлось срочно придумывать вразумительную легенду даже для самых близких. Труднее всего оказалось морочить голову жене и брату, тоже моряку. Я сказал им, что меня зачислили в несуществующее «управление по комплектованию экипажей подводных лодок». Жена не преминула вставить шпильку: «Где же твоя решимость плавать по морям и океанам? Или ты имел в виду Московское море?» Брат без слов подарил мне портфель - в его глазах я был конченым человеком.

Комментарий командира АПЛ Л. Г. Осипенко: Естествен вопрос: почему на ключевую должность старпома атомной подводной лодки, в создании которой каждый шаг был шагом первопроходцев, из множества молодых, способных, дисциплинированных офицеров выбран был именно Лев Жильцов? Между тем причин для такого назначения было достаточно.

После того как из центра дается команда выделить для формирования экипажа подготовленных, грамотных, дисциплинированных, не имеющих взысканий и т. д., поиск нужных людей начинается прежде всего на Черноморском флоте. Служить туда рвались все: тепло, а летом - просто курорт. Не сравнить, например, с Северным флотом, где девять месяцев в году зима и шесть - полярная ночь. «Блатных» в то время еще не было, и попадали в это благословенное место самые способные. Лучшие выпускники военно-морских училищ имели право выбрать флот, на котором хотели бы служить. Жильцов окончил Каспийское училище 39-м из 500 с лишним курсантов, потом с отличием минно-торпедные классы. Из 90 человек только трое, кроме него, стали помощниками командиров. Год спустя Жильцова назначили старшим помощником на «С-61».

Лодка считалась образцовой во многих отношениях . Эта была первая, головная лодка самой большой послевоенной серии, которая своими техническими совершенствами во многом обязана инженерам третьего рейха. В то время на ней испытывались все новые виды оружия, новая радиотехническая и навигационная аппаратура. И люди на лодке подобрались соответствующие. Неслучайно она была базой для подготовки десятков других экипажей.

Служил Жильцов без замечаний, как и его подчиненные, и вверенная ему техника. Хотя допуска к самостоятельному управлению он не имел, командир доверял ему лодку даже при таких сложных маневрах, как перешвартовка. И начальник штаба Черноморского флота, и командир бригады выходили в море, когда Жильцов был за командира. Наконец, что немаловажно, молодой офицер был отмечен инспекцией из Москвы за образцовое проведение политзанятий. Тогда считалось, что чем вы лучше подкованы политически, тем способнее руководить людьми.Вот так из множества молодых офицеров был выбран Лев Жильцов.

Следующий день начался с радостного события: на Большом Козловском появился назначенный в тот же экипаж Борис Акулов. Мы знакомы с 1951 г., когда в Балаклаву пришел дивизион новых подводных лодок. Акулов служил тогда командиром БЧ-5 (энергетическая установка на подводных лодках). Он был чуть старше меня - в 1954 г. ему исполнилось тридцать Борис Акулов окончил Военно-морское инженерное училище им. Дзержинского в Ленинграде. В первый день он прошел ту же процедуру приобщения к секретности, только теперь уже с моим участием. Нам было выделено рабочее место (одно на двоих), и мы приступили к формированию экипажа.

По иронии судьбы управление, которому нас подчинили, занималось испытанием ядерного оружия для ВМФ. Естественно, в нем не было не только подводников, но и вообще корабельных инженеров. Поэтому при всем желании офицеров управления помочь нам пользы от них было мало.

Рассчитывать мы могли только на собственный опыт службы на подводной лодке послевоенного поколения. Помогали нам и строго засекреченные бюллетени зарубежной прессы. Посоветоваться же было практически не с кем: во всем ВМФ к нашей документации были допущены лишь несколько адмиралов и офицеров так называемой экспертной группы, смотревших на нас, зеленых капитан-лейтенантов, свысока.

Параллельно с работой над штатным расписанием мы с Акуловым изучали личные дела и вызывали людей, необходимость в которых была уже очевидной. Еженедельно, а то и чаще с флотов нам поступали подробные «выездные дела», включавшие служебные и политические характеристики, карточки взысканий и поощрений. Естественно, нигде ни словом, ни намеком не упоминалось об атомной подводной лодке. Лишь по набору военно-учетных специальностей флотские кадровики могли догадываться о формировании экипажа для неординарного корабля.

На каждую вакансию представлялись три кандидата, отвечавших строжайшим требованиям по профессиональной подготовке, политико-моральным качествам и дисциплине. Их дела мы изучали самым придирчивым образом, поскольку знали, что нас будет контролировать «другая инстанция» и, если кандидатуру она отклонит, нам придется все начинать сызнова. Отсеивали по самым нелепым, как я и тогда понимал, признакам: кто-то ребенком оказался на оккупированной территории, у кого-то отец жены побывал в плену, а у кого-то, хотя в графе «национальность» и стояло «русский», отчество матери явно еврейское.

Если большинство наших будущих сослуживцев томилось праздностью, мы с Акуловым не замечали, как пролетали день за днем. Помимо рутинной работы, связанной с приездом людей, собеседованиями, размещением, нам приходилось решать вопросы, от которых зависела эксплуатация будущей лодки. Приведу один пример. Штатное расписание предусматривало на две ГЭУ (главная энерго установка) лишь три управленца с минимальным на флоте окладом в 1100 рублей в месяц.

Потребовалось несколько месяцев, чтобы доказать: лишь шесть инженеров могут обеспечить полноценную трехсменную вахту на ГЭУ. И как прав был первый заместитель председателя Совета министров СССР В. А. Малышев, предложивший позднее главнокомандующему ВМФ С. Г. Горшкову создать полностью офицерский экипаж - кузницу квалифицированных кадров для развития атомного флота. К сожалению, это оказалось невозможным, в том числе и по объективным причинам: кому-то нужно было выполнять тяжелые физические и вспомогательные работы.

К началу октября 1954 г. все офицеры находились в Москве, и назрела необходимость спланировать конкретно, кого и где обучать. Было решено офицеров штурманской, радиотехнической и минно-торпедной специальностей направить в соответствующие институты и КБ, создававшие оборудование для лодки, а затем - на Северный флот, в Полярный, для стажировки на дизельных подводных лодках.

Другая, более многочисленная группа , включавшая командирский состав, офицеров электромеханической боевой части и начальников медицинской службы, должна была пройти курс обучения и практическую подготовку по управлению атомной энергетической установкой. К тому времени такую подготовку можно было осуществить лишь на первой в мире атомной электростанции (АЭС), пущенной летом 1954 г. в поселке Обнинском, в 105 км от Москвы. Тогда местонахождение АЭС считалось государственной тайной, и поселок - впоследствии город Обнинск - был частично закрыт для въезда, а в отдельные зоны допускались только работающие по особым пропускам.

Управление ВМФ договорилось о нашей поездке в Обнинское для согласования конкретных планов и сроков на 2 октября 1954 г. Форма одежды - гражданская. Руководителем объекта, который назывался «Лаборатория „В“ Министерства внутренних дел», а позже стал Институтом ядерных исследований, был член-корреспондент Академии наук УССР Дмитрий Иванович Блохинцев. Он познакомил нас с делами и жизнью в Обнинском, внимательно выслушал наш рассказ о задачах и желательных сроках обучения офицеров. Мы согласовали время занятий и стажировки, а потом отправились посмотреть АЭС.

Ее директор Николай Андреевич Николаев отнесся к нашим планам освоить управление атомным реактором за два-три месяца скептически. По его мнению, на это должен уйти как минимум год. И пока он объяснял нам по демонстрационным схемам принцип действия атомного реактора, проводил по всем помещениям станции и показывал работу операторов на пульте, слова его приобретали все больший вес. Но мы продолжали гнуть свое и обсуждали с ним принцип распределения офицеров по сменам в период стажировки, сроки сдачи экзаменов на допуск к самостоятельному управлению и т. п. Николай Андреевич больше не возражал, а напоследок заметил, как бы в шутку: - Ну что ж, наши люди уже несколько лет не были в отпуске. Так что вся надежда на ваших инженеров.

Забегая вперед, скажу : иронизировал он напрасно. Наша стажировка началась в конце января 1955 г., а уже в марте первые офицеры - сдали экзамен на допуск к управлению реактором. В апреле они сели за его пульт самостоятельно, и операторы станции ушли в отпуск. Справедливости ради отмечу, что работники АЭС и сам Николаев сделали все от них зависящее, чтобы помочь нам.

Но пока нашей задачей было переодеть всех офицеров в гражданскую одежду , так как появление в Обнинском группы военных моряков немедленно выдало бы намерение Советского Союза создать корабль с атомной энергетической установкой. Поскольку выбор одежды на складах ВМФ был не ахти как богат, а офицеры старались, несмотря ни на что, следовать требованиям тогдашней скромной моды, одеты мы оказались в одинаковые шапки, пальто, костюмы, галстуки, не говоря уже о сверкающих блеском флотских ботинках. При отъезде в Обнинское в ноябре 1954 г. на перроне вокзала наша группа напоминала китайских студентов, обучавшихся в Москве. Это сразу подметили работники режима Лаборатории «В», и еще в бюро пропусков нам было предложено немедленно «огражданиться» и прежде всего не ходить скопом.

Первое знакомство с атомоходом . Параллельно с формированием экипажа полным ходом шло и создание самой лодки. Приближалось время созыва макетной комиссии и защиты технического проекта. И тут до главного конструктора - Владимира Николаевича Перегудова - дошла новость о стажировке будущих офицеров в Обнинском и уже назначенных старпоме и главном механике. Главный конструктор попросил срочно направить обоих офицеров к нему в Ленинград дней на десять.

Даже если бы мы не были назначены на первый атомоход , заинтересованность в нас объяснялась уже тем, что мы служили на лодках самого последнего поколения. Наш 613-й проект был, в отличие от кораблей военных лет, оснащен и локацией, и гидравликой, и множеством других технических новинок. Неслучайно именно по этому проекту построено так много лодок, которые активно продавались за рубеж - в Польшу, в Индонезию. А мы, кроме того, что плавали на этой лодке, имели еще и опыт испытаний и подготовки экипажей.

Сверхсекретное конструкторское бюро располагалось на одной из известнейших площадей Ленинграда на Петроградской стороне. Нас проводил до него встретивший в условленном месте сотрудник с заранее приготовленными пропусками. Напротив уютного скверика между двумя магазинами находилась неприметная дверь без опознавательных знаков. Открыв ее, мы оказались перед турникетом, у которого дежурили два охранника, похожие скорее на санитаров, с той лишь разницей, что их белые халаты топорщились на правом боку. А пройдя турникет, попали вдруг в царство самых передовых по тем временам технологий, где рождался первенец атомного флота страны.

Главная трудность заключалась в том , чтобы создать лодку, которая по всем параметрам превосходила бы американские атомоходы. Уже в те годы существовала установка, ставшая широко известной во времена Хрущева: «Догнать и перегнать Америку!» Наша лодка должна была дать сто очков вперед американской, которая к тому времени уже плавала - и плавала неплохо. У них один реактор, мы сделаем два с расчетом на самые высокие параметры. В парогенераторе номинальное давление воды будет 200 атм., температура - более 300 °C.

Ответственные руководители особенно не задумывались над тем , что в таких условиях при малейшей каверне в металле, малейшем свище или коррозии должна немедленно образоваться микротечь. (Впоследствии в инструкции все эти параметры были снижены как неоправданные.) Значит, придется загнать под воду тонны свинца для надежной защиты от радиации. При этом преимущества столь жестких условий эксплуатации представлялись весьма сомнительными.

Да, высокие параметры работы реактора позволяли развивать под водой скорость не около 20 узлов, как у американцев, а минимум 25, то есть примерно 48 км/ч. Однако на такой скорости акустика переставала работать, и лодка неслась вперед вслепую. В надводном состоянии вообще не стоит разгоняться больше, чем на 16 узлов, так как атомоход может нырнуть, зарыться под воду с открытым люком. Поскольку надводные корабли стараются не ходить со скоростью более 20 узлов, увеличивать мощность реактора не имело смысла.

В нашем первом разговоре Владимир Николаевич, конечно, не высказал всех сомнений. Лишь позднее мне пришлось самому подумать об этом и понять ненужность этой гонки за превосходством. Кстати, при испытаниях нашей лодки мы развили расчетную скорость в 25 узлов где-то при использовании 70–75 % мощности реактора; при полной мощности мы бы достигли скорости порядка 30 узлов.

По всем техническим вопросам помощи от нас для КБ было, естественно, немного . Однако Перегудову хотелось создать подводникам оптимальные условия для обслуживания техники и жизни на борту в долгих походах. Предполагалось, что лодка должна быть в состоянии месяцами не всплывать на поверхность, поэтому условия обитания выступали на первый план. Цель нашей командировки была изложена так:

- Облазьте на макетах все отсеки , все жилые и бытовые помещения и продумайте, как их улучшить. Посмотрите, как оборудованы купе в железнодорожных вагонах, каюты на пассажирских теплоходах, салоны самолетов, вплоть до мелочей - где какие фонарики, пепельницы. (Хотя на нашей лодке не курили.) Возьмите все самое удобное, мы перенесем это на атомоход.

В разговоре с главным конструктором мы впервые услышали тревоги и опасения , связанные с тем, что лодка создавалась авральным порядком. Ответственным за заказ было Министерство среднего машиностроения, многие из сотрудников которого вообще не видели моря. КБ формировалось из сотрудников различных бюро, среди которых было много неопытной молодежи, а новизна решаемых задач оказалась не по плечу даже многим ветеранам КБ. Наконец - и это представляется невероятным! - в КБ Перегудова не было ни одного офицера наблюдения, плававшего на подлодках послевоенных проектов или участвовавшего в их строительстве.

Макеты располагались в пяти разных местах города. Они были построены в натуральную величину в основном из фанеры и деревянных чурбаков. Трубопроводы и силовые кабельные трассы обозначались пеньковыми веревками с соответствующей маркировкой. На одном из заводов смакетировали сразу три концевых отсека, а оба носовых прятались в подвальном помещении в самом центре Ленинграда неподалеку от гостиницы «Астория».

Не каждому подводнику приходилось видеть свою лодку в зародыше. Как правило, в работе макетной комиссии от плавсостава участвуют командиры соединений, их заместители, изредка флагманские специалисты, то есть люди, которым плавать на этих лодках придется от случая к случаю. А уж иметь возможность похозяйничать и обустроить помещения как можно удобнее - мечта каждого подводника.

За неделю мы с Борисом облазили все доступные и труднодоступные уголки будущего атомохода, благо наши стройные фигуры это позволяли. Иногда мы прямо на макете ножовкой отпиливали одно «устройство» в виде деревянной чурки и переносили его на более удобное место. Было видно, что размещали оборудование, не очень вникая в его назначение и требования, связанные с эксплуатацией. На всем лежал отпечаток адской спешки, в которой создавался атомоход. Сейчас любой корабль создается добрый десяток лет - он успевает устареть прежде, чем его начинают строить. А Сталин дал два года на все. И хотя его уже тогда не было в живых, как и Берии, но дух их по-прежнему витал над страной, особенно в верхах. Малышев был сталинской закваски: с него спрашивали без скидок, соответственно спрашивал и он.

При всей жестокости этой системы и порождаемых ею ошибках, с которыми мы столько раз сталкивались в процессе создания атомохода, она имела два несомненных преимущества: руководитель действительно наделялся большими правами, и всегда был конкретный человек, с которого можно было спросить.

Предлагаемые нами изменения касались не только бытовых удобств. Например, в ряде отсеков чисто из компоновочных соображений многие специалисты оказались сидящими спиной по ходу лодки. Даже в центральном посту пульт управления смотрел в корму, следовательно, туда же смотрели командир корабля и штурман. Для них левый борт автоматически оказывался по правую руку, и наоборот. То есть они должны будут постоянно заниматься преобразованием левого в правое, как только садятся на свое рабочее место, и проделывать обратную операцию, стоит лишь им встать. Ясно, что такое расположение могло стать источником постоянной путаницы, а в аварийной ситуации - привести и к катастрофе. Разумеется, в первую очередь мы с Акуловым постарались исправить подобные несуразицы.

Существенной переделке подверглись и каюты , а также офицерская кают-компания. Нам уже тогда было ясно, что кроме основного экипажа на опытной и головной лодке постоянно будут находиться специалисты-атомщики, инженеры, занимающиеся испытаниями новых приборов, а в походах особой важности - представители командования. А мест в кают-компании было лишь восемь. Мы переоборудовали одну каюту, прибавив таким образом еще четыре места и заменив неизбежное в ином случае трехсменное питание на двухсменное. Но и этого оказалось недостаточно. Во время испытаний при нас было так много инженеров, специалистов и представителей командования, что питались мы в пять смен.

Бывало и так, что требуемые нами переделки наталкивались на сопротивление конструкторов отсека. Например, нам непросто было убедить их, что три мощные холодильные камеры на камбузе не заменят холодильника в кают-компании. На борту достаточно жарко, а закуска готовится сразу на всех, значит, уже вторая смена должна будет сливочное масло брать ложкой.

Кроме того, чтобы сгладить однообразие в питании, а главное в напитках, офицеры скидываются и образуют «черную кассу». В плавании положено по сто грамм сухого вина в день на человека. Для крепкого мужчины - немного, тем более что спиртное считается хорошим средством против радиации. Поэтому кают-компания выделяет ответственного, который прикупает к этой норме «Алиготе», а на воскресенье хотя бы по бутылке водки на четверых. Куда все это ставить? Конечно, в холодильник.

О «черной кассе» мы, разумеется, умолчали (хотя для людей плававших это не был секрет), а вопрос наш сформулировали перед конструкторами так: «А если праздник или гости на лодке? Куда поставить шампанское или „Столичную“?» По-моему, подействовал именно последний аргумент, хотя менять что-либо конструкторам не хотелось - отсек был уже закрыт. «Ладно, - сказали нам, - попробуйте найти такой холодильник, чтобы пролез через съемный лист для загрузки батареи».

После работы мы с Акуловым пошли в электромагазин, благо тогда холодильники дефицитом не были, перемерили все и установили, что «Саратов» вошел бы, если с него снять дверцу. Ответственным за отсек не осталось ничего другого, как согласиться, и «Саратов» был торжественно установлен в макете кают-компании без демонтажа переборки.

Забегая вперед, скажу , что на макетной комиссии нам пришлось выдержать еще один бой за холодильник. Входившие в ее состав старые подводники, плававшие во время войны на «малютках», лишенных самых элементарных удобств, никак не хотели примириться с мыслью, что для кого-то многомесячное плавание могло сочетаться с минимумом комфорта. Для них наши просьбы предусмотреть электромясорубку или пресс для сплющивания консервных банок были ненужным «барством», только расхолаживающим моряков. Победа осталась за нами, но когда председатель комиссии, зачитавший акт, дошел до места, где говорилось о холодильнике, он оторвался от текста и добавил от себя под ухмылки и смех присутствующих: «Чтобы „Столичная“ была всегда холодная».

Зачем, спросите вы, рассказывать о такой мелочи? Дело в том, что через несколько лет в труднейших походах нам множество раз приходилось отмечать с радостью, как необходима была наша настойчивость, и сожалеть о вещах, которые мы не сумели отстоять. Тем более что мы боролись не только за свою лодку, а за десятки других, которые должны быть построены в этой серии. Но главный результат нашей работы оказался в ином. В ходе этой командировки была поставлена под вопрос вся концепция первого подводного атомохода, которая, на наш взгляд, была чистейшей авантюрой.

Лодка-камикадзе . Замысел боевого использования лодки, заложенный проектантами, сводился к следующему. Подводная лодка скрытно выводится на буксирах из пункта базирования (следовательно, якорь ей не нужен). Ее экспортируют в точку погружения, откуда она продолжает плавание под водой, уже самостоятельно.

В то время ракеты как носители атомного оружия еще не существовали, и средства доставки мыслились только традиционные: авиационные бомбы и торпеды. Так вот, нашу лодку планировалось вооружить огромной торпедой длиной 28 м и диаметром полтора метра. На макете, который мы впервые увидели в подвале одного из жилых домов неподалеку от Невского проспекта, эта торпеда занимала целиком первый и второй отсеки и упиралась в переборку третьего. Еще один отсек отводился под аппаратуру, управляющую ее запуском и движением. Электронных устройств тогда не было, и все это состояло из моторчиков, тяг, проводов - конструкция громоздкая и по нашим теперешним меркам чрезвычайно допотопная.

Итак, лодка, оснащенная гигантской торпедой с водородной головкой, должна была скрытно выйти в исходный район и с получением приказа произвести выстрел, введя в приборы управления торпеды программу движения по подходным фарватерам и момент подрыва. В качестве цели виделись крупные военно-морские базы противника - это был разгар холодной войны.

На всякий случай на борту лодки в двух торпедных аппаратах оставалось еще две торпеды с меньшими ядерными зарядами. Но ни запасных торпед на стеллажах, ни торпед для самообороны, ни средств противодействия! В качестве объекта преследования и уничтожения наша лодка явно не предполагалась, как если бы она плавала одна в бескрайнем Мировом океане.

Выполнив задание , лодка должна была идти в район, где была назначена встреча с эскортом, откуда ее с почетом предполагалось буксировать к родному пирсу. Не планировалось ни всплытие атомохода во время всего автономного плавания (на борту даже припасался цинковый гроб), ни якорная стоянка. Но важнее всего было даже не отсутствие якоря и средств защиты самой лодки. Нам с Акуловым, как подводникам, сразу стало очевидно, что произойдет с лодкой при выстреливании торпедой таких размеров. Только масса воды, заполняющей кольцевой зазор в аппарате (диаметр которого 1,7 м), составит несколько тонн.

В момент пуска вся эта водная масса должна выстрелиться вместе с торпедой, после чего еще большей массе, учитывая освободившееся место торпеды, предстояло вновь влиться внутрь корпуса лодки. Другими словами, при выстреле неминуемо создастся аварийный дифферент. Сначала лодка встанет на попа. Чтобы выровнять ее, подводникам придется продувать носовые цистерны главного балласта. На поверхность будет выпущен воздушный пузырь, позволяющий тут же обнаружить лодку. А при малейшей ошибке или заминке экипажа она могла всплыть у берегов противника, что означало ее неизбежное уничтожение.

Но, как уже говорилось , проект подводной лодки финансировался и создавался Министерством среднего машиностроения, и ни Главный штаб ВМФ, ни научно-исследовательские институты не произвели расчетов использования ее вооружения. Хотя заседания макетной комиссии должны были состояться до утверждения технического проекта, торпедные отсеки были уже построены в металле. А сама торпеда-гигант проходила испытания на одном из красивейших озер нашей необъятной страны

после того, как с концепцией лодки ознакомились первые специалисты-эксплуатационщики, были даны задания изучить, насколько предлагаемый проект реален. Расчеты секции корабелов полностью подтвердили наши с Акуловым опасения относительно поведения лодки после выстрела. Более того, операторы Главного штаба ВМФ установили, сколько было не только в США, а во всем мире баз и портов, которые в случае начала военных действий могли быть с достаточной точностью уничтожены торпедой-гигантом.

Оказалось, что таких баз - две! К тому же стратегического значения в будущем конфликте они не имели никакого. Таким образом, предстояло немедленно разработать другой вариант вооружения лодки. Проект использования торпеды-гиганта был похоронен, изготовленная в натуральную величину аппаратура - выброшена, а перестройка носовой части лодки, уже выполненной в металле, заняла целый год. В окончательном варианте лодка была оснащена нормальных размеров торпедами как с ядерными, так и с обычными боеголовками.

Что касается якоря , то необходимость его была признана, и на все последующие лодки его ставили. Однако снабдить им уже разработанный атомоход технически оказалось настолько сложным, что наша лодка получила его только после первого ремонта. Так мы и плавали первое время без якоря. Когда приходилось всплывать, лодку разворачивало к волне лагом, и все время, пока мы находились в надводном состоянии, нас болтало боковой качкой. При якоре лодку бы разворачивало носом против ветра, и нас бы не качало.

Хуже было , когда около берега лодку начинало ветром нести на камни - якорь в этом случае просто незаменим. Наконец, на базе нам приходилось, когда к пирсу не подойдешь, швартоваться за бочку - огромный плавающий цилиндр с обухом, за который цепляют причальный трос. На нее нужно было прыгать кому-нибудь из матросов, а зимой она обледеневает. Бедняге приходилось цепляться за нее чуть ли не зубами, пока не закрепит трос.

Уезжая из Ленинграда, мы с Акуловым задали работы всем, но в том числе и самим себе. Нам стало ясно, что боевая организация службы и штат подводной лодки должны исходить из основного режима работы экипажа: подводное положение и длительное несение трехсменной вахты. Следовательно, нам предстояло немедленно переделать Табель командных пунктов и боевых постов, а также штатное расписание.

Макетная комиссия , которая одновременно рассматривала и технический проект, начала работу после октябрьских праздников, 17 ноября 1954 г. В Ленинграде собрались представители всех заинтересованных организаций ВМФ и промышленности. Возглавлял комиссию контр-адмирал А. Орел, заместитель начальника Управления подводного плавания. Руководителями секций были опытные работники управлений и институтов ВМФ - В. Теплов, И. Дорофеев, А. Жаров.

Во главе нашей командной секции был капитан 1 ранга Н. Белоруков, во время войны сам командовавший подводной лодкой. И все же какие-то вещи он решительно отказывался понимать. - Вот еще, подавай им картофелечистки, холодильники, курилки! Как же мы во время войны плавали без всего этого и не умирали? На секции его часто поддерживали такие же, как он, фронтовики. Возникали жаркие перепалки, из которых мы не всегда выходили победителями. Иногда, видя, как на меня наваливается сразу несколько старших, Акулов исчезал, и я знал: он пошел за поддержкой к Орлу.

Комиссия работала две недели . Кроме наших замечаний, которые она в основном подтвердила, было внесено еще более тысячи предложений по усовершенствованию конструкции лодки. Например, несмотря на достаточно хорошие технические параметры турбин, они не отвечали требованиям скрытности плавания. Окончательно развеялось заблуждение о назначении лодки: стрелять гигантской торпедой, плавать только под водой и входить в базу только на буксире.

Макетная комиссия дала заключение о необходимости внесения изменений в эскизный проект. В существующем виде технический проект не мог быть принят - по нему высказали особое мнение ВМФ, Минсудпром, Минсредмаш и другие организации. Их возражения докладывались на самом верху, в любом случае не ниже уровня зампреда Совмина В. А. Малышева.

Не только лодка создавалась организациями, которые не были ранее связаны производственными отношениями либо вообще никогда не занимались осуществлением такого рода проектов. Долгое время не знали, кому подчинить ее будущий экипаж.

Как уже говорилось , сначала мы относились к Управлению кадров ВМФ. Когда мы вернулись с макетной комиссии в Москву, то узнали, что наши войсковые части переданы в подчинение Управлению кораблестроения. Теперь нами командовал инженер-контр-адмирал М. А. Рудницкий. Пройдет время, пока нас переподчинят по нашему прямому назначению - Дивизиону подводных лодок в Ленинграде. Но нами уже заинтересовалось Управление подводного плавания, которым тогда командовал контр-адмирал Болтунов. После работы в макетной комиссии ему о нас доложил А. Орел.

Попытка контрактного набора . Нас с В. Зерцаловым (старший помощник второго экипажа) вызвали в Главный штаб ВМФ. Мы приехали из Обнинского в гражданской одежде, и на проходной нас, как подозрительных, задержал комендант. Пришлось делать отметку в удостоверении личности: «Разрешено ношение гражданской одежды при исполнении служебных обязанностей». (Долгие годы эта запись помогала нашим офицерам в самых невероятных обстоятельствах. В те годы было достаточно, например, с таинственным видом показать эту отметку администратору гостиницы, в которой не было свободных номеров, чтобы вас немедленно поселили.)

Болтунов внимательно выслушал все наши соображения по поводу обучения личного состава. Самые большие сомнения у нас вызывала возможность эксплуатации атомных подлодок личным составом срочной службы. Матросу, восемнадцатилетнему парню, едва окончившему школу, нужно минимум два-три года, чтобы освоить по-настоящему новую специальность. На флоте тогда служили четыре года, значит, через год этот матрос уйдет и уступит место новичку.

Мы считали , что на рабочие места следовало набирать сверхсрочников или подписывать контракты с наиболее перспективными матросами первого-второго года срочной службы. Эти люди связали бы если не всю жизнь, то по крайней мере долгие годы с новой профессией. Тогда появились бы профессиональная компетентность, стремление к совершенствованию мастерства, доведенные до автоматизма действия в нештатной ситуации.

Болтунов поручил мне и Зерцалову как можно скорее разработать специальное положение о контрактном найме личного состава срочной службы на атомные подводные лодки. Мы справились с этим быстро, но введено положение было… несколько лет спустя и просуществовало лет десять. Высший армейский, в том числе флотский, аппарат всеми силами сопротивлялся внедрению контрактной системы на наиболее ответственных военных объектах. Результатом этого упорства являлась, в частности, высокая аварийность на атомных подводных лодках. Лишь в мае 1991 г. разрешено в порядке эксперимента в ВМФ набирать по контракту сроком на 2,5 года матросов, прослуживших не менее шести месяцев.

График нашей подготовки сдвинулся в сторону опережения: вместо двух месяцев на теорию хватило чуть больше месяца. Уже в январские каникулы 1955 г. нас перевели на стажировку непосредственно на реактор, расписав по три-четыре человека в каждую из четырех смен персонала АЭС.

58 лет назад, 21 января 1954 года, была спущена на воду атомная подводная лодка «Наутилус» («Nautilus»). Это была первая субмарина с ядерным реактором, позволяющим месяцами находиться в автономном плавании без подъема на поверхность . Открывалась новая страница в истории Холодной войны…

Идея использовать ядерный реактор в качестве силовой установки субмарин возникла еще в Третьем рейхе. Не потребляющие кислород «урановые машины» (так назывались тогда ядерные реакторы) профессора Гейзенберга предназначались, прежде всего, для «подводных волков» Криегсмарине. Однако довести работу до логического завершения у немецких физиков не получилось и инициатива перешла к США, которые некоторое время были единственной страной в мире, располагавшей атомными реакторами и бомбами.

В первые годы Холодной войны между СССР и США в качестве носителей атомной бомбы американским стратегам мыслились бомбардировщики дальнего действия . У США имелся большой опыт боевого применения этого вида вооружения, американская стратегическая авиация обладала репутацией самой мощной в мире, наконец, территория США считалась в значительной степени неуязвимой для ответного удара противника.

Однако использование самолетов требовало их базирования в непосредственной близости к границам СССР. В результате предпринятых дипломатических усилий уже в июле 1948 года лейбористское правительство дало согласие на размещение в Великобритании 60 бомбардировщиков «Б-29» с атомными бомбами на борту. После подписания в апреле 1949 года Североатлантического пакта вся Западная Европа оказалась втянутой в ядерную стратегию США, а число американских баз за рубежом к концу 1960-х годов достигло 3400!

Однако с течением времени американские военные и политики пришли к пониманию того, что присутствие стратегической авиации на иностранных территориях связано с риском изменения политической ситуации в той или иной стране, поэтому носителем атомного оружия в будущей войне всё чаще виделся флот . Окончательно эта тенденция укрепилась после убедительных испытаний атомных бомб у атолла Бикини.

В 1948 году американские конструкторы закончили разработку проекта атомной энергетической установки и приступили к проектированию и строительству опытного реактора. Таким образом, существовали все предпосылки для создания флота атомных субмарин, которые не только должны были нести на себе ядерное оружие, но и иметь атомный реактор в качестве силовой установки.

Строительство первой такой лодки, нареченной в честь фантастической субмарины, придуманной Жюлем Верном, «Наутилусом» и имевшей обозначение SSN-571, началось 14 июня 1952 года в присутствии президента США Гарри Трумэна на верфи в Гротоне.

21 января 1954 года в присутствии президента США Эйзенхауэра «Наутилус» был спущен на воду, а через восемь месяцев – 30 сентября 1954 года – принят на вооружение ВМС США. 17 января 1955 года «Наутилус» вышел на ходовые испытания в открытый океан, и его первый командир Юджин Вилкинсон передал в эфир открытым текстом: «Идем под атомным двигателем».

Не считая абсолютно новой энергетической установки «Марк-2», лодка имела обычную конструкцию. При водоизмещении Наутилуса около 4000 тонн двухвальная атомная энергетическая установка суммарной мощностью 9860 киловатт обеспечивала скорость более 20 узлов . Дальность плавания в подводном положении составляла 25 тысяч миль при расходе 450 граммов U235 в месяц . Таким образом, продолжительность плавания зависела только от исправной работы средств регенерации воздуха, продуктовых запасов и выносливости личного состава.

При этом однако удельная масса атомной установки оказалась очень велика, из-за этого на Наутилусе не удалось установить часть предусмотренного проектом вооружения и оборудования. Основной причиной утяжеления была биологическая защита, в состав которой входит свинец, сталь и другие материалы (около 740 тонн) . В итоге всё вооружение «Наутилуса» составляли 6 носовых торпедных аппаратов с боекомплектом в 24 торпеды .

Как и в любом новом деле, не обошлось без проблем. Еще в ходе постройки «Наутилуса», а конкретно – во время испытаний энергетической установки, произошел разрыв трубопровода второго контура , по которому насыщенный пар с температурой около 220°C и под давлением 18 атмосфер поступал из парогенератора к турбине. К счастью, это был не главный, а вспомогательный паропровод.

Причиной аварии, как установили в процессе расследования, был производственный дефект: вместо труб из качественной углеродистой стали марки А-106 в паропровод включили трубы из менее прочного материала А-53. Авария заставила американских конструкторов поставить под сомнение целесообразность использования сварных труб в системах подводных лодок, работающих под давлением. Устранение последствий аварии и замена уже смонтированных сварных труб безшовными задержали окончание постройки «Наутилуса» на несколько месяцев.

После вступления лодки в строй по средствам массовой информации начали циркулировать слухи, будто бы личный состав «Наутилуса» получил серьезные дозы радиации вследствие недостатков в конструкции биозащиты. Сообщалось, что военно-морскому командованию пришлось в спешном порядке произвести частичную замену экипажа, а подводную лодку поставить в док для внесения в конструкцию защиты необходимых изменений. Насколько верна эта информация, не известно до сих пор.

4 мая 1958 года на «Наутилусе», следовавшем в подводном положении из Панамы в Сан-Франциско, произошел пожар в турбинном отсеке . Возгорание пропитанной маслом изоляции турбины левого борта, как было установлено, началось за несколько дней до пожара, но его признаки оставили без должного внимания.

Легкий запах дыма приняли за запах свежей краски. Пожар обнаружили лишь тогда, когда нахождение личного состава в отсеке из-за задымленности стало невозможным. В отсеке было так много дыма, что подводники в противодымных масках не смогли найти его источник.

Не выяснив причин появления дыма, командир корабля отдал приказ остановить турбину, всплыть на перископную глубину и попытаться провентилировать отсек через шноркель. Однако эти меры не помогли, и лодка была вынуждена всплывать в надводное положение. Усиленная вентиляция отсека через открытый люк с помощью вспомогательного дизель-генератора наконец принесла свои результаты. Количество дыма в отсеке уменьшилось, и экипажу удалось найти место возгорания.

Два матроса в противодымных масках (на лодке оказалось лишь четыре таких маски) с помощью ножей и плоскогубцев принялись сдирать тлеющую изоляцию с корпуса турбины. Из-под сорванного куска изоляции выбился столб пламени высотой около метра. В ход пошли пенные огнетушители. Пламя было сбито, и работы по удалению изоляции продолжались. Людей приходилось менять через каждые 10-15 минут, так как едкий дым проникал даже в маски. Только через четыре часа вся изоляция с турбины была удалена и пожар потушен.

После прихода лодки в Сан-Франциско ее командир осуществил ряд мероприятий, направленных на повышение пожарной безопасности корабля. В частности, старая изоляция была удалена и со второй турбины. Изолирующими дыхательными аппаратами был обеспечен весь личный состав подводной лодки.

В мае 1958 года во время подготовки «Наутилуса» к походу на Северный полюс на лодке имела место водотечность главного конденсатора паротурбинной установки . Просачивающаяся в конденсатно-питательную систему забортная вода могла явиться причиной засоления второго контура и повлечь за собой выход из строя всей энергетической системы корабля.

Неоднократные попытки найти место протечки не привели к успеху, и командир подводной лодки принял оригинальное решение. После прихода «Наутилуса» в Сиэтл матросы в штатской одежде – подготовка похода держалась в строгой тайне – скупили в автомобильных магазинах всю патентованную жидкость для заливки в радиаторы автомобилей с целью прекращения течи.

Половина этой жидкости (около 80 литров) была вылита в конденсатор, после чего ни в Сиэтле, ни позже во время похода проблема засоления конденсатора не возникало. Вероятно, течь была в пространстве между двойными трубными досками конденсатора и прекратилась после заливки этого пространства самотвердеющей смесью.

10 ноября 1966 года во время учений ВМС НАТО в Северной Атлантике «Наутилус», выходивший в атаку в перископном положении на американский авианосец «Эссекс» (водоизмещение 33 тысяч тонн), столкнулся с ним . В результате столкновения авианосец получил подводную пробоину, а на лодке было разрушено ограждение выдвижных устройств. В сопровождении эсминца «Наутилус» дошел своим ходом со скоростью около 10 узлов до военно-морской базы в американском Нью-Лондоне, преодолев расстояние около 360 миль.

22 июля 1958 года «Наутилус» под командованием Уильяма Андерсена вышел из Перл-Харбора с целью достичь Северного полюса . А началось всё с того, что в конце 1956 года начальник штаба ВМС адмирал Бэрк получил письмо от сенатора Джексона. Сенатора интересовала возможность действий атомных субмарин под паковыми льдами Арктики.

Это письмо было первой ласточкой, заставившей командование американского флота всерьез задуматься об организации похода к Северному полюсу. Правда, часть американских адмиралов считала затею безрассудной и была категорически против. Несмотря на это, командующий подводными силами Атлантического флота считал полярный поход делом решенным.

Андерсон начал готовиться к предстоящему походу с утроенным рвением. На «Наутилусе» была установлена специальная аппаратура, позволявшая определить состояние льда, и новый компас МК-19, который в отличие от обычных магнитных компасов действовал в высоких широтах . Перед самым походом Андерсон раздобыл самые свежие карты и лоции с глубинами Арктики и даже совершил авиаперелет, маршрут которого совпадал с планируемым маршрутом «Наутилуса».

19 августа 1957 года «Наутилус» взял курс на район между Гренландией и Шпицбергеном. Первый пробный выход субмарины под паковый лед оказался неудачным . Когда эхоледомер зафиксировал нулевую толщину льда, лодка попыталась всплыть. Вместо ожидаемой полыньи «Наутилус» встретил дрейфующую льдину. От столкновения с ней лодка сильно повредила единственный перископ, и командир «Наутилуса» принял решение вернуться назад, к кромке паков.

Искореженный перископ чинили в походных условиях. Андерсон довольно скептически наблюдал за тем, как работают сварщики по нержавеющей стали – даже в идеальных заводских условиях такая сварка требовала большого опыта. Тем не менее, образовавшаяся в перископе трещина была заделана, и прибор снова начал действовать.

Не принесла результата и вторая попытка достичь полюса . Через пару часов после того как «Наутилус» пересек 86-ю параллель, вышли из строя оба гирокомпаса. Андерсон решил не искушать судьбу и отдал приказ поворачивать – в высоких широтах даже мизерное отклонение от правильного курса могло оказаться роковым и вывести корабль к чужому берегу.

В конце октября 1957 года Андерсон выступил в Белом доме с небольшим докладом, который посвятил недавнему походу под арктическими льдами. Доклад выслушали с безразличием, и Уильям был разочарован. Тем сильнее стало желание командира «Наутилуса» отправиться к полюсу снова.

Обдумывая это плавание, Андерсон подготовил письмо в Белый дом, в котором убедительно доказывал, что переход через полюс станет реальностью уже в следующем году. Из администрации президента дали понять, что командир «Наутилуса» может рассчитывать на поддержку. Идеей заинтересовался и Пентагон. Вскоре после этого адмирал Бэрк доложил о готовящемся походе самому президенту, который отнесся к планам Андерсона с большим энтузиазмом.

Операция должна была проводиться в атмосфере строгой секретности – командование опасалось новой неудачи. О деталях похода знала только небольшая группа людей в правительстве. Чтобы скрыть истинную причину установки на «Наутилусе» дополнительного навигационного оборудования, было объявлено об участии корабля в совместных учебных маневрах вместе с лодками «Скейт» и «Хафбик».

9 июня 1958 года «Наутилус» отправился в свое второе полярное плавание . Когда Сиэтл остался далеко позади, Андерсон приказал закрасить номер субмарины на ограждении рубки, чтобы сохранить инкогнито. На четвертый день пути «Наутилус» приблизился к Алеутским островам.

Зная, что дальше придется идти по мелководью, командир корабля скомандовал всплытие. «Наутилус» долго маневрировал в этом районе – искал удобную брешь в цепи островов, чтобы пробраться на север. Наконец, штурман Дженкинс обнаружил достаточно глубокий проход между островами. Преодолев первое препятствие, подводный корабль вошел в Берингово море.

Теперь «Наутилусу» предстояло проскочить через узкий и покрытый льдами Берингов пролив. Путь западнее острова Святого Лаврентия оказался полностью закрытым паковыми льдами. Осадка некоторых айсбергов превышала десяток метров. Они легко могли раздавить «Наутилус», прижав подводный корабль ко дну. Несмотря на то, что значительная часть пути была пройдена, Андерсон отдал приказ следовать обратным курсом.

Командир «Наутилуса» не отчаивался – возможно, восточный проход через пролив окажется более приветливым к редким гостям. Лодка вышла из сибирских льдов и взяла курс на юг от острова Святого Лаврентия, собираясь пройти в глубокие воды мимо Аляски. Следующие несколько дней похода прошли без приключений, и утром 17 июня субмарина достигла Чукотского моря.

И тут радужные ожидания Андерсона рухнули. Первым тревожным сигналом стало появление льдины девятнадцатиметровой толщины, которая шла прямо на подводный корабль. Столкновения с ней удалось избежать, но самописцы приборов предостерегали: на пути лодки – еще более серьезная преграда.

Прижавшись к самому дну, «Наутилус» проскользнул под огромной льдиной на расстоянии всего полутора метров от нее . Избежать гибели удалось лишь чудом. Когда перо самописца наконец-то пошло вверх, указывая, что лодка разминулась с льдиной, Андерсон понял: операция провалена окончательно…

Капитан направил свой корабль в Перл-Харбор. Оставалась еще надежда, что в конце лета граница льда отодвинется к более глубоким районам, и можно будет предпринять еще одну попытку подобраться к полюсу. Но кто даст на нее разрешение после стольких неудач?

Реакция высшего военного ведомства США была немедленной – Андерсона вызвали в Вашингтон для объяснений. Командир «Наутилуса» держался молодцом, проявив упорство. Его доклад для старших офицеров Пентагона выражал твердую уверенность в том, что следующий, июльский, поход несомненно увенчается успехом. И ему дали еще один шанс.

Андерсон тут же начал действовать. Для наблюдения за ледовой обстановкой он выслал на Аляску своего штурмана Дженкса. Для Дженкса сочинили легенду, согласно которой он являлся офицером Пентагона, наделенным специальными полномочиями. Прибыв на Аляску, Дженкс поднял в воздух чуть ли не всю патрульную авиацию, которая ежедневно вела наблюдения в районе будущего маршрута «Наутилуса». В середине июля Андерсон, всё еще находившийся в Перл-Харборе, получил долгожданное известие от своего штурмана: ледовая обстановка стала благоприятной для трансполярного перехода, главное – не упустить момент.

22 июля атомная подлодка с затертыми номерами покинула Перл-Харбор . «Наутилус» шел на максимальной скорости. В ночь на 27 июля Андерсон вывел корабль в Берингово море. Еще через два дня, проделав 2900-мильный путь от Перл-Харбора, «Наутилус» уже рассекал воды Чукотского моря.

1 августа субмарина опустилась под паковые арктические льды, местами уходящие в воду на глубину до двадцати метров. Провести «Наутилус» под ними было нелегко. Почти всё время Андерсон сам стоял на вахте. Экипаж корабля был взволнован предстоящим событием, которое хотелось отметить должным образом. Некоторые, например, предлагали описать вокруг полюса двадцать пять небольших кругов. Тогда «Наутилус» смог бы войти в книгу рекордов Гиннеса как корабль, первым в истории мореплавания совершивший 25 кругосветных путешествий в одном походе.

Андерсон справедливо считал, что о подобных маневрах не может быть и речи – слишком велика вероятность сбиться с курса. Командира «Наутилуса» волновали совсем другие проблемы. Чтобы пересечь полюс как можно точнее, Андерсон не отрывал взгляда от указателей электронавигационных приборов. 3 августа в двадцать три часа пятнадцать минут цель похода – Северный географический полюс Земли – была достигнута .

Не задерживаясь в районе полюса дольше, чем этого потребовал сбор статистической информации о состоянии льдов и забортной воды, Андерсон направил подводный корабль в Гренландское море. «Наутилусу» предстояло прибыть в район Рейкьявика, где должна была состояться секретная встреча. Вертолет, ожидавший подлодку в точке рандеву, снял с борта субмарины только одного человека – командира Андерсона.

Спустя пятнадцать минут вертолет приземлился в Кефлавике рядом с готовым к отправке транспортным самолетом. Когда колеса самолета коснулись посадочной дорожки аэродрома в Вашингтоне, Андерсона уже ожидала машина, высланная из Белого дома – командира «Наутилуса» пожелал увидеть президент. После отчета об операции Андерсона снова вернули на борт лодки, которая за это время успел достичь Портленда. Через шесть дней «Наутилус» и его командир с почетом входили в Нью-Йорк. В их честь был устроен военный парад…

3 марта 1980 года «Наутилус» после 25 лет службы был исключен из состава флота и объявлен национальным историческим памятником . Были разработаны планы конверсии подводной лодки в музей для общественного показа. По окончании дезактивации и выполнения большого объема подготовительных работ 6 июля 1985 года «Наутилус» отбуксировали в Гротон (штат Коннектикут). Здесь в Музее подводного флота США первая в мире атомная подводная лодка открыта для посещений.

Русский атомный подводный флот был обладателем внушительного числа атомных подводных лодок. За время наиболее активного развития этого вида вооружений в нашей стране, то есть за время существования Советского Союза, были построены 243 ядерные подлодки разных классов и различного назначения, от подводных крейсеров - носителей баллистических ядерных ракет до торпедных, охотившихся за субмаринами противника. Но в любом деле всегда есть кто-то первый - и атомный подводный флот России не исключение. Первенцем была подлодка К-3, носившая имя «Ленинский комсомол». А ее государственные испытания, по итогам которых лодка была принята в эксплуатацию, начались 3 июля 1958 года в Северодвинске.

Великая Отечественная война - вот главная причина, по которой Советский Союз, имевший неплохой теоретический задел в вопросах атомной энергетики и создания атомного оружия, в начале холодной войны серьезно отставал в этой области от США. И, тем не менее, советским атомщикам удалось обогнать американских в деле строительства первой в мире атомной электростанции: она была пущена 26 июня 1954 года в Обнинске. Но мало кому известно, что эта станция стала не просто первой промышленной АЭС - при ней был создан и первый в нашей стране учебный центр подготовки экипажей атомных субмарин. Точнее, в тот момент - единственной субмарины, будущей К-3.

Вообще, рассказывая о судьбе К-3, придется чаще обычного употреблять слова «уникальный» и «впервые». Как, собственно, это обычно и бывает, когда речь идет о первых в своем роде предметах и событиях. Так вот, одна из уникальностей этой подлодки состояла в том, что ее экипажи - а к службе, и это было обычной практикой, готовились сразу два экипажа, основной и сменный - были сформированы раньше, чем на заводе заложили их корабль! Формирование экипажей началось в мае 1954 года, вскоре после этого они отправились на обучение в Обнинск, где получали новые знания на реакторе АЭС и срочно построенном наземном стенде, повторявшем ядерную энергетическую установку их корабля. А лодку заложили на судостроительном заводе № 402 в городе Молотовске (будущем «Северном машиностроительном предприятии» Североморска) только 24 сентября 1955 года.

Весьма вероятно, что в таком необычном для СССР подходе свое слово сказали и первый опыт эксплуатации отечественных атомных реакторов, из которого следовало, что все, кто связан с их работой, должны иметь высочайшую квалификацию и специальную подготовку, и донесения разведки. Постоянный повышенный интерес советских разведслужб к атомным проектам США не мог не коснуться проектирования и строительства первых американских и первых в мире атомных субмарин - «Наутилуса» и «Морского волка» (по имени синей зубатки). Первая была заложена в 1952 году, вторая - в 1953-м. Между историей их проектирования и созданием лодок проектов 627 и 627А немало пересечений. Часть из них, скорее всего, явно имеет характер заимствований, а часть объясняется тем, что в освоении атомной энергии советские и американские атомщики шли схожими путями.

В США работы над созданием «Наутилуса» начались в июле 1951 года, а в СССР постановление Совета министров № 4098-1616 «О проектировании и строительстве объекта № 627» было подписано 9 сентября 1952 года. В Америке первые лодки проектировались сразу с двумя вариантами ядерной энергетической установки: «Наутилус» - с водо-водяным реактором, «Морской волк» - с реактором с жидкометаллическим носителем. Точно такой же подход был и у советских проектировщиков подлодок проекта 627: К-3 получила водо-водяной реактор, а имевшая почти такой же корпус, но спущенная на воду пятью годами позже К-27 - реактор с жидкометаллическим носителем.

Существенная разница была в форме корпуса советских и американских лодок, и тут первенство осталось за отечественными конструкторами, обеспечившими в итоге приоритет К-3 в подводной скорости по сравнению с «Наутилусом» и «Морским волком». Русские инженеры с самого начала сделали ставку на форму, напоминающую форму тела морских млекопитающих - это при равной энерговооруженности лодок давало существенный выигрыш в скорости. В Америке же пошли по пути доработки классического корпуса субмарин времен Второй мировой войны, лишь приспособив его к новой энергетической установке. Это, кстати, привело к существенной ошибке - переутяжелению лодки защитой, и в итоге «Наутилус» развивал подводный ход в 20 узлов в отличие от 30 узлов у К-3.

Пока на судостроительном заводе в условиях строжайшей секретности шаг за шагом возникал корпус небывалой лодки, ее экипажи интенсивно осваивали основные механизмы своего будущего корабля. Они закончили обучение в августе 1956 года и перебрались из Обнинска в полярный Молотовск, который годом позже получил имя Северодвинск. Сама же лодка сошла на воду со стапелей завода 9 октября 1957 года и сразу же перешла к программе швартовых испытаний - традиционному первому пункту испытаний любого нового корабля.

Длительность постройки лодки объяснялась не только тем, что она была совершенно новым делом для советских корабелов. Поскольку все атомные работы в стране курировались, как правило, Министерством среднего машиностроения - из соображений секретности, военные моряки далеко не сразу смогли принять участие в проектировании. А когда смогли - вынуждены были настаивать на существенной доработке лодки. Самая главная касалась вооружения субмарины. По первоначальному проекту, она должна была нести гигантскую ядерную торпеду Т-15 диаметром 1,5 м и длиной 24 м - то есть в пятую часть лодки! Узнав об этом, флотские специалисты быстро с документами в руках доказали проектировщикам, что подобное оружие просто-напросто нельзя будет использовать, поскольку система его применения совершенно не предусматривала возможностей противолодочной обороны потенциального противника.

Было у военных и множество других требований, часть из которых приняли сразу, часть - со временем, а часть вообще отклонили. Но к чести проектировщиков надо сказать, что они очень внимательно отнеслись к требованиям военных по обеспечению хороших условий обитаемости лодки. Как много позже рассказывали очевидцы, все жилые помещения К-3 выкрасили каждое в свой цвет приятными для глаза красками, одну переборку расцветили картиной летнего луга, другую сплошь украсили зеркалами. Кроме того, поскольку планировалось длительное пребывание лодки вне базы - собственно, ради этого и затевался весь проект атомного подводного флота! - мебель для кают тоже делали по спецзаказу, с возможностью трансформации под разные нужды. Так, например, стол в офицерской кают-компании мог при необходимости быстро превратиться в операционный: на обычных лодках его и так часто отводили для нужд судового врача, но впервые он мог оперировать не просто на обеденном столе, а на специальном.

Стоит ли говорить, что отбор членов экипажей будущей К-3 тоже велся не традиционными методами, а с учетом того, что людям предстоит служить в особых условиях. Позднее второй командир лодки, в то время старший помощник, капитан 2 ранга Лев Жильцов (в отставку он ушел в звании контр-адмирала) вспоминал: «Попасть в число первых офицеров атомохода было почти так же престижно, как несколько лет спустя быть зачисленным в отряд космонавтов». Ведь первому экипажу (второй, готовившийся вместе с ним, к тому времени был переориентирован на освоение следующей атомной субмарины - проекта 627А) предстояло осваивать уникальную лодку, а значит, шансы на отказ нового оборудования были существенно выше, чем на лодках отработанных типов. В этих условиях подводники фактически становились испытателями, и им предстояло не просто освоить лодку, но и дать свои отзывы и заключения по работе ее узлов и механизмов, а для этого нужно было обладать особыми умениями и навыками.

И надо признать, что первый экипаж такими навыками и знаниями обладал в полной мере, что и продемонстрировал в условиях государственных испытаний. На них лодка, на которой 1 июля 1958 года подняли военно-морской флаг, вышла 3 июля 1958 года. На следующий день в 10:03 лодка - впервые в истории отечественного флота! - дала ход под атомной энергетической установкой. С 26 ноября по 2 декабря в Кандалакшском заливе субмарина произвела погружение на глубину 310 метров и в течение трех суток без всплытия двигалась на этой глубине, недостижимой для всех остальных советских подлодок, со скоростью 20 узлов, то есть на 60% хода. Через две недели, 17 декабря, был подписан акт о приемке лодки в опытную эксплуатацию. В марте следующего, 1959 года лодка получила тактический индекс К-3 и была включена в состав 206-й отдельной бригады подводных лодок Северного флота, которая через два года стала 1-й флотилией подводных лодок - единственным на тот момент подобным подразделением в структуре советского ВМФ.

На долю К-3 выпала долгая и славная служба: с момента постройки и до почетной отставки она выполнила шесть боевых служб и прошла 128 443 мили за 14 115 ходовых часов. Вскоре после того как лодка по-настоящему вступила в строй, ее первый командир с 1955 года капитан 1 ранга Леонид Осипенко получил звание Героя Советского Союза - первым в послевоенном подводном флоте страны. Вскоре после этого в декабре 1959 года Леонид Осипенко стал начальником Учебного центра ВМФ по подготовке плавсостава атомного подводного флота - центра, в котором сам совсем недавно осваивал премудрости командования первой атомной подлодкой. А его старпом, капитан 2 ранга Лев Жильцов, принял лодку уже в качестве командира. Именно под его командованием 17 июля 1962 года К-3 - опять-таки впервые в истории отечественного флота! - прошла Северный полюс в подводном положении. За это достижение командиру лодки Льву Жилину, а также руководителю похода контр-адмиралу Александру Петелину - командующему 1-й флотилией подводных лодок Северного флота - присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». Так и получилось, что именно на К-3 ходили четверо первых подводников - послевоенных обладателей высшей государственной награды! А 17 декабря 1965 года на борту лодки, уже три года как носившей название «Ленинский комсомол», унаследованное у погибшей в годы войны лодки М-106, побывал и первый космонавт Земли - Юрий Гагарин.

"Ленинский комсомол", первоначально К-3 — первая советская (третья в мире) атомная подводная лодка, головная в серии. Единственная лодка проекта 627, все последующие лодки серии строились по доработанному проекту 627А. Название «Ленинский комсомол» подводная лодка унаследовала от одноименной дизельной подводной лодки "М-106" Северного флота, погибшей в одном из боевых походов в 1943 году. Это почётное имя носила с 9 октября 1962 года. В последние годы службы переклассифицирована из крейсерской в большую (Б-3). В этом посте будет много фотографий сегодняшнего состояния подводной лодки, может кто увидит и вспомнит что она ещё жива, но вряд ли это повлияет на её судьбу. Eверен она будет скоро утилизирована, так как внимание к ней только с стороны завода, на котором она стоит и никому не интересно её восстановление в роли музея.

Заложили подводную лодку 24 сентября 1955 года в Северодвинске, на заводе № 402 (ныне «Севмаш»), заводской № 254. В августе 1955 года командиром лодки назначен капитан 1-го ранга Л. Г. Осипенко. Реакторы запустили в сентябре 1957 года, спущена на воду 9 октября 1957 года. Вступила в строй (поднят флаг ВМФ) 1 июля 1958 года, 4 июля 1958 года впервые в СССР дала ход под атомной силовой установкой, 17 декабря 1958 года принята у промышленности под гарантию устранения недостатков.
Параллельно, с заметным отставанием, проектировалась и строилась требуемая для поддержки АПЛ новая береговая инфраструктура. 12 марта 1959 года вошла в состав 206-й отдельной БрПЛ с базированием на Северодвинск.

Название «Ленинский комсомол» подводная лодка унаследовала от одноименной дизельной подводной лодки "М-106" Северного флота, погибшей в одном из боевых походов в 1943 году.

В 1961 году — первая боевая служба в Атлантическом океане. В июле 1962 года впервые в истории Советского Военно-Морского Флота она совершила длительный поход подо льдами Северного Ледовитого океана, во время которого дважды прошла точку Северного полюса. Под командованием Льва Михайловича Жильцова 17 июля 1962 года впервые в истории советского подводного флота всплыла около Северного полюса. Экипаж корабля недалеко от полюса во льдах Центральной Арктики водрузил Государственный флаг СССР. После возвращения в базу в Йоканьге, лодку на пирсе встречали Н. С. Хрущёв и министр обороны Р. Я. Малиновский. Руководителю похода контр-адмиралу А. И. Петелину, командиру корабля капитану 2 ранга Л. М. Жильцову и командиру БЧ-5 (силовая установка) капитану 2 ранга инженеру Р. А. Тимофееву присвоено звание Героя Советского Союза. Весь личный состав корабля был награжден орденами и медалями.

Главный конструктор первой атомной подводной лодки СССР “К-3” Владимир Николаевич Перегудов.Главный конструктор подводной лодки К-3

Так как лодка была принципиальной новой, к тому же проектировалась и строилась в большой спешке, она практически постоянно требовала ремонтов, доделок и переделок, что скрывалось под словами «опытная эксплуатация». В первые годы службы и походе на полюс, поддержание лодки, часто фактически аварийной, в рабочем состоянии обеспечивалось, в том числе, и силами весьма квалифицированного экипажа, способного выполнять сложные ремонты самостоятельно.
Слабым местом лодки были неудачно спроектированные и изготовленные парогенераторы, в которых постоянно возникали микроскопические, с большим трудом распознаваемые трещины и утечки воды в первом (радиоактивном) контуре. Сказывалось и большое количество переделок, доработок, новых сварных швов. По этой причине, переоблучение экипажа было нередким, однако оно считалось неизбежным злом для столь революционно нового корабля. Для снижения дозы облучения, получаемой экипажем в «грязных» отсеках, в подводном положении практиковалось периодическое перемешивание воздуха между отсеками для более равномерного распределения загрязнения, и, соответственно, доз по экипажу в целом. Лучевая болезнь и её последствия среди членов экипажа были почти обычным делом. Известны случаи, когда возвращающуюся лодку ждали на пирсе машины «скорой помощи». Ряд офицеров подвергся пересадке костного мозга, многие члены экипажа впоследствии умерли раньше времени. При этом из-за секретности в историях болезни указывались ложные диагнозы, что многим сломало карьеру.

8 сентября 1967 года произошел пожар в I и II отсеках при нахождении на боевом дежурстве в Норвежском море, погибли 39 человек. Однако, лодка самостоятельно вернулась в базу. Вероятной причиной аварии была несанкционированная замена уплотнительной прокладки в штуцере гидравлической машинки. Возникла утечка, вытекшая гидравлическая жидкость не была собрана полностью, её остатки воспламенились.

В 1991 году выведена из состава Северного флота. Потом по решению Морской коллегии при правительстве РФ под председательством министра транспорта Игоря Левитина первая советская атомная подводная лодка должна быть переоборудована в музей. В КБ "Малахит" разработан проект переоборудования в плавучий музей. На данный момент подводная лодка находится уже много лет на стапеле судоремонтного предприятия "Нерпа" в ожидании своей участи. По последним данным, никакого переоборудования в музей не будет. Денег уже не найдут, и думаю, вопрос с музеем скоро закроют, корабль не вечен, корпусу скоро будет уже 55 лет.

На следующей неделе я расскажу вам о одном ветеране Севмаша, участнике строительства подводной лодки К-3.